Дипломат снял сутану, под которой носил обтягивающие штаны и жилет, и начал переодеваться.
— Тем временем вы, гражданин, — обратился он к Дега, — как можно скорее возвращайтесь к капитану Жютле, скажите ему, чтобы он предоставил вам еще двенадцать человек и отправляйтесь с ними по Сен-Мартенской дороге, где, надеюсь, догоните повозку еврея, в которой буду находиться я. Если не ошибаюсь, в хижине папаши Бланшара вскоре предстоит жаркое дело. Мы закончим там нашу игру, потому что у Алого Пимпернеля хватило наглости или глупости — не знаю, чего именно, — придерживаться первоначальных планов. Он намерен встретиться с графом де Турней, Сен-Жюстом и другими предателями, хотя я думал, что ему пришлось отказаться от этой затеи. Когда мы обнаружим их, это будет группа отчаянных людей, загнанных в угол. Думаю, что некоторые из наших солдат окажутся hors de combat [99]. Роялисты — отличные фехтовальщики, а англичанин дьявольски хитер и выглядит очень сильным. Вы с вашими людьми можете следовать рядом с повозкой по Сен-Мартенской дороге, через Микелон. Англичанин будет впереди нас и едва ли станет оглядываться назад.
Давая эти краткие указания, Шовлен успел изменить облик. Наряд священника был отброшен, и он снова облачился в темный обтягивающий костюм.
— Я передам в ваши руки интересного пленника, — с усмешкой промолвил Шовлен, взяв под руку Дега с несвойственной ему фамильярностью и направившись с ним к двери. — Мы не станем убивать его на месте, не так ли, дружище Дега? Если не ошибаюсь, хижина папаши Бланшара находится в уединенном месте на берегу, а нашим ребятам понравится забава с раненой лисицей. Тщательно отберите среди ваших людей тех, которые будут наслаждаться этим развлечением. Мы должны позаботиться, чтобы Алый Пимпернель несколько сморщился и увял, покуда, наконец… — Он сделал выразительный жест, сопроводив его злобным смехом, который наполнил душу Маргерит леденящим ужасом, и вышел из комнаты вместе с секретарем.
Глава двадцать седьмая
По следу
Маргерит Блейкни не колебалась ни минуты. Звуки шагов снаружи «Серой кошки» замерли в ночной тишине. Она слышала, как Дега дал распоряжение солдатам и затем направился к форту, чтобы получить у капитана еще дюжину людей. Шестерых было явно недостаточно для того, чтобы поймать дерзкого англичанина, чья хитрость казалась еще опасней его храбрости и силы.
Через несколько минут Маргерит вновь услышала хриплый голос еврея, очевидно, покрикивавшего на свою клячу, а затем скрип колес и шум повозки на ухабистой дороге.
Внутри таверны было тихо. Брогар и его жена, напуганные Шовленом, не подавали признаков жизни, надеясь, что о них забыли. Маргерит не слышала даже привычных залпов ругани.
Подождав еще минуты две, она тихо спустилась вниз, завернулась в плащ и выскользнула из таверны.
Ночь была достаточно темной, чтобы скрыть из виду фигуру молодой женщины, в то время как ее острый слух ловил звуки повозки на дороге впереди. Маргерит надеялась держаться в тени канавы, идущей вдоль дороги, чтобы ее не заметили люди Дега, когда они ее догонят, или патрульные, очевидно, все еще продолжающие дежурство.
Так она вступила в последнюю стадию своего путешествия — одна, ночью и пешком. Ей предстояло пройти почти три лье до Микелона и еще неизвестно сколько до хижины папаши Бланшара, которая Бог знает где находится.
Кляча еврея не могла передвигаться быстро, и Маргерит не сомневалась, что несмотря на усталость, вызванную долгим нервным напряжением, ей удастся догнать повозку, учитывая, что бедное и наверняка полуголодное животное будет вынуждено часто отдыхать. Холмистая дорога, идущая на некотором расстоянии от моря, окаймлялась с обеих сторон кустарником и низкорослыми деревьями с чахлой осенней листвой и ветками, казавшимися в полумраке волосами призраков, которые развевал непрекращающийся ветер.
К счастью, луна не проявляла желания выходить из-за туч, и Маргерит, державшаяся на обочине за линией кустарника, была надежно скрыта от посторонних взглядов. Вокруг царила тишина, лишь вдалеке нарушаемая шумом моря, подобным тихому стону.
Воздух был свежим и насыщенным запахом морской соли. После вынужденного бездействия в грязной и зловонной таверне Маргерит упивалась ароматами осенней ночи и отдаленным меланхоличным рокотом волн. Ей доставили бы невыразимое наслаждение тишина и покой этого одинокого места, лишь изредка нарушаемый печальным криком чайки или скрипом колес на дороге, если бы ее сердце не переполняли мрачные предчувствия и тревога за человека, ставшего для нее самым дорогим существом на свете.