– Получается, что в тот самый момент, когда в поезде оказались сбежавшие уголовники, в вагоне находились люди, имевшие при себе крупные суммы денег. Надежда Агренич с подушкой-кошкой, набитой восьмьюдесятью тысячами долларов, и проводница, хранившая в своем купе посылку, тоже с немаленькой суммой. И неизвестно, что еще пропало у этой проводницы.
– Не думаю, что у преступника было время распаковывать все пакеты и передачки. Все-таки он рисковал, поскольку в любое время к проводнице мог заглянуть кто угодно.
– Но деньги он таки нашел, – заметила я.
– Тоже не факт. Деньги могли исчезнуть еще до того, как они попали в купе к проводнице.
– В смысле?
– Человек, который должен был передать проводнице деньги, мог присвоить их себе.
Да, он прав. Мало ли на свете нечистых на руку подчиненных.
– Да… Если к этой краже имел отношение заместитель директора фирмы, то ограбление поезда ему было на руку. Володя! Как много ты успел всего выяснить!
– Я тебе больше скажу. Мне пришлось подстраховаться. Дело в том, что у моего коллеги, Сашки Смирнова, ты его знаешь, друг работает в Тюмени, в прокуратуре. Его зовут… Вот, постой, здесь в бумагах все записано: Дмитрий Алексеевич Бобров. И телефоны, телефоны… Свяжешься с ним. Его уже предупредили.
– И что? – Я расплылась в улыбке. – Вы предупредили его, что туда, к ним, к черту на рога, едет одна сумасшедшая писательница, которой до всего есть дело? И которая хочет вернуть деньги близким и родным убитой Надежды Агренич?
– Не знаю, что Сашка сказал Дмитрию, но я ему объяснил, что у тебя масса дел в Тюмени и Уренгое и что тебе, быть может, понадобится помощь и поддержка.
– Ну и ладно… Думайте обо мне все, что хотите.
– Я, конечно, буду о тебе думать. И переживать. Я не хочу, чтобы ты туда ехала. Да к тому же еще и с деньгами… Да! Кстати, ты задекларировала эти деньги?
– Боже, нет!!!
– И ты собралась лететь? Хотя постой… Ты же не за границу летишь… И все равно, Поля, не думаю, что тебе стоит так рисковать и тащить с собой эту подушку с наличными.
И тут я поняла, что он совершенно прав. Я могу взять только подушку, чтобы предъявить ее родителям Надежды, а деньги могут спокойно полежать себе в банке.
– Володя, ты – гений! На самом деле. Вот… Сейчас я снова распорю подушку и отдам эти деньги тебе. И ты положишь их на мой банковский счет. Надеюсь, все данные у тебя еще сохранились?
– Конечно. Давай, я все сделаю, а ты сядь, успокойся и все хорошенько обдумай. Ничего не забыла?
– Подарки Милке везу, целый чемодан. Целую сумку конфет и шоколада. Я же не знаю, как там у них, на Севере…
– Документы?
– Документы все взяла. Ноутбук, как видишь, тоже… Хотя я еду туда не работать, а отдыхать и попутно собрать материал для будущего романа.
Мы вытряхнули деньги из подушки, Володя уложил их в пакет и спрятал в спортивную сумку, а подушку, вернее, просто плотную плюшевую наволочку, я аккуратно сложила в свою сумку.
– Ты мне вот что скажи – ты собираешься выяснить, кто убил Агренич? – спросил меня Володя прямо в лоб. – Это то, ради чего ты и собралась к черту на рога?
– Пока еще не знаю. Может, я просто хочу сменить обстановку, подышать тамошним воздухом… представить себе декорации будущего романа.
Я видела, как он переживает, как не хочет, чтобы я уезжала из Москвы, но поделать уже ничего не могла. Во-первых, я уже все для себя решила, во-вторых, я теперь просто обязана была вернуть родителям Нади Агренич деньги, а в-третьих… Я же ехала навестить свою сестру!
Обратного хода просто не существовало. Володя довез меня до аэропорта, проводил до посадочной линии, и я, наконец-то оставшись одна, могла самостоятельно все осмыслить. Без багажа, с легкой сумочкой на одном плече и тяжелым ноутбуком на другом, я расположилась за столиком с чашкой кофе и разложила все предоставленные мне Володей материалы. Создала файл, который так и назвала: «Материалы Уренгой», и внесла в него все то полезное, что могло сослужить мне хорошую службу в моем расследовании. Главными были фамилии сбежавших уголовников: «Опарин Никита Владимирович, Флорский Григорий Ильич и Репко Роман Яковлевич. Репко подстрелили при побеге, труп Опарина нашли на насыпи железнодорожного полотна неподалеку от Тюмени, а вот Флорскому, вероятно, удалось сбежать…» Кто изнасиловал и убил Надю Агренич: Опарин, чей труп оказался неподалеку от Тюмени, возможно, как раз поблизости от станции Войновка, или же, возможно, оставшийся в живых Григорий Флорский? Если убийца – Опарин, то и дела-то никакого нет – он уже наказан высшим судом. Если же Флорский… Кто он такой? Чем занимался до тюрьмы и за что его осудили?
Словом, мне было о чем подумать.
4
Она не сразу поняла, что произошло. Стояла с трубкой в руке и смотрела на свое отражение в синем ночном окне своей комнаты. Она слышала, как работает швейная машинка в гостиной – мама шила, несмотря на поздний час. У нее была какая-то срочная работа. И мама тоже, вероятно, не поняла бы вот так, сразу, что произошло в ее жизни, если бы ей позвонили и сказали все те слова, что услышала сейчас Надя. И не потому, что они с матерью такие глупые, нет. Все гораздо сложнее. Просто эти слова не хотели проникать в мозг. Они словно бы зависли в воздухе, наполовину как бы застряли в трубке телефона… Что, что он сказал? Это был точно его голос, его невозможно ни с кем спутать. Значит, это был все-таки он. Да и имя его высветилось на дисплее. «Егор». Так что же он сказал?
– Привет, Надя. Все кончено. Я люблю другую. Ты ее знаешь. Не могу больше обманывать себя и тебя. Извини, что не смог сказать об этом вот так прямо, тебе в лицо… не хватило сил. Прости, если сможешь.
Вот теперь эти слова начали как-то быстро всасываться в сознание, в сердце, в душу, как яд, оставляя после себя выжженный след…
Он любит другую. Он любит Стеллу, ее самую близкую подругу. Они же всегда были втроем – Надя, Стелла и Егор. Повсюду ходили вместе: в клубы, дискотеки, бары, на тусовки и вечеринки, на дни рождения их общих знакомых… Только Стеллу они потом провожали домой (если не находилось другого провожатого), а затем Надя с Егором шли к нему, где Надя и оставалась до утра… Они собирались пожениться. Они были счастливы.
– Надя, что ты повсюду таскаешь за собой эту Стеллу? – часто говорила мама, думая о чем-то своем и понимая в этой жизни куда больше, чем Надя. – Она же влюблена в твоего Егора, неужели ты не видишь?
Может, она и была влюблена, но Наде-то какое до этого было дело?
– Между прочим, она страдает рядом с вами, тебе ее не жалко? Или ты получаешь удовольствие от того, что мучаешь ее?
Надо же, мама заботилась о Стелле!
– Добром это не кончится. Когда-нибудь случится так, что ты недосмотришь, недоглядишь, и Егор воспользуется ее готовностью занять твое место.
Откуда ей это было известно? Может, и в ее жизни тоже такое случалось? Но во многом она была права, ее мама. Да, Наде было приятно, что Егор не замечает находившейся рядом с ними красивой Стеллы. Что он разговаривает только с Надей, что танцует только с ней, что домой приводит и оставляет у себя только Надю. А Стелла у них как сопровождающая, как фон, как тень…