– Да ты пьяна!
И тут Лара на нее бросилась. Порция и пальцем не успела пошевелить, а падчерица уже отдернула полу ее плаща и драматично воскликнула:
– Алое платье для беспутной женщины! – Голос Лары дрожал от нездорового возбуждения.
– Не прикасайся ко мне!
– Еще как прикоснусь! – кричала Лара, вцепившись в плащ. – Еще как прикоснусь! – И она схватила ленты завязок. – Снимай, снимай, пусть все посмотрят, что ты за женщина! Как ты посмела выйти замуж за моего отца?! Ты не заслуживаешь такого мужа!
И тут плащ упал к ногам Порции. Ей показалось, что она осталась голой, но Порция не дрогнула, она стояла с высоко поднятым подбородком, как будто их мнение ничего для нее не значило.
– Я этого тебе никогда не прощу, – со сдержанным достоинством сказала она Ларе.
У Лары округлились глаза.
– Арнольд, – задыхаясь, прохрипела она, – скажи ей… скажи…
В отличие от жены Арнольд рассматривал Порцию с таким видом, как будто она была тортом, от которого он и сам был не прочь откусить кусочек. Порция вспомнила, что, несмотря на всю свою вялость, он терпеть не мог слабости в других. Он сочтет ее чувства к Марку слабостью и станет презирать ее за это.
– Лара права, Порция. Если это будет продолжаться, ты погубишь нашу семью. Королева отошлет тебя. Ты же знаешь, она ни за что не смирится с распущенным поведением. Если пройдет слух о твоей неверности, ты и опомниться не успеешь, как окажешься в каком-нибудь Богом забытом замке в Шотландии. Или еще хуже – в колониях.
– Как я могу быть неверной женой, если мой муж умер? – с насмешкой в голосе спросила Порция.
Лара вцепилась себе в горло и хватала губами воздух, но ее глаза ярко блестели от возбуждения.
– Ты… ты… бесстыдное создание! Значит, тебе нечего больше сказать? А как же память о моем отце? Его доброе имя?
– Он продолжает жить в сердцах и умах людей, – напомнил Порции Арнольд, как будто она нуждалась в напоминании. – Они никогда не простят тебя, если ты предашь его. Разве ты сможешь жить с этим, Порция? Разве сможешь посмотреть в глаза всем этим людям, которые тебя любят, и сказать, что тебе безразлично? И все это ради такого никчемного повесы, как Марк Уорторн.
– Вы не знаете…
– Разумеется, знаю. – Его лицо искривилось от отвращения. – Он уже несколько месяцев вертится вокруг тебя. Та записка в опере, встреча в мемориальной комнате – неужели ты думаешь, я об этом не знаю? – забавляясь ее наивностью, проговорил он. – А его героизм при открытии памятника лорду Эллерсли? Ни один джентльмен не стал бы так поступать, позоря тебя и твою семью. Я тогда решил, что ты одумаешься, но ты, как видно, джентльменам предпочитаешь дикарей. Порция, настало время с этим покончить. Раз и навсегда.
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, – упрямо заявила побледневшая, как полотно, Порция, которая сама не могла разобраться, испытывает ли она унижение или гнев, а может быть, и то, и другое. Арнольд говорил правду, но правду, лишенную всякой теплоты и всякого чувства. Так он смотрел на мир, и это возмутило ее больше всего. – Убирайтесь отсюда! – потребовала она. – Убирайтесь сейчас же!
– Вот как? – Арнольд насмешливо приподнял бровь. – А что тогда случится с твоей дорогой мамочкой?
– Что ты имеешь в виду?
– Насколько я понимаю, Порция, ты не захочешь, чтобы с ней что-нибудь произошло. До сих пор тебе удавалось скрывать, что она медленно сходит с ума. Я слышал о ее причудах. Скоро она начнет забывать, как ее зовут. Что скажут люди, если она нападет на кого-нибудь?
– Моя мать никому не причинит вреда.
– Я знаю очень хороших докторов, которые могут решить иначе и заявят, что ее надо изолировать.
Порция задыхалась от гнева, она больше не желала ни о чем с ним договариваться.
– Я не позволю тебе! Ты не можешь…
– Думаешь, не могу? Как же ты мне помешаешь? Особенно если станешь героиней скандала и королева вышлет тебя? Твоя мать останется с нами.
Он угрожал ей! Арнольд, которого она всегда считала мягким, бесцветным и туповатым, посмел угрожать ей! Неужели он говорил всерьез? Ома вгляделась в голубоватые льдинки его глаз и понял, что так и есть.
На мгновение она растерялась, но тут же постаралась взять себя в руки. Они не имеют права ей угрожать. Ее жизнь принадлежит ей, как бы они ни пытались ею манипулировать.
– Ты ошибаешься, – холодно проговорила она. – Мои поступки не имеют к вам никакого отношения. Вы не имеете права разговаривать со мной, как с ребенком. Я вам запрещаю.
– Запрещаешь? – взвизгнула Лара. – Ты, несчастная дочка викария? Ну нет, Порция! Здесь распоряжаюсь я. Я и Арнольд. И мы примем меры, чтобы ты прилично себя вела. С этого момента ни тени скандала не должно быть связано с твоим именем.
– Что? – Порция сумела рассмеяться. – Неужели вы хотите здесь поселиться без моего согласия?
Ее смех остался без ответа.
– Мы собираемся погостить у тебя, – ледяным тоном сообщил Арнольд, – чтобы присматривать за тобой. Ты ведь недавно приболела, дорогая Порция. И естественно, мы, как любящие родственники, беспокоимся о твоем здоровье.
– Моя мать…
– Твоя мать – сумасшедшая старуха, – с презрением заявила Лара.
– Я уже говорил, что знаком с несколькими известными врачами, – продолжал Арнольд. – Стоит мне замолвить словечко, и возникнут сомнения, а затем и вопросы на самом высоком уровне.
«Изолировать маму».
– Этого никогда не будет. Я не допущу… – Но Порция уже начала чувствовать свою обреченность.
– Будет, драгоценная моя Порция, еще как будет, если ты не станешь делать то, что тебе говорят.
На этот раз Порция ничего не ответила, но видела, что Арнольд прочел ее чувства по лицу.
– А, ты хотела бы убить меня? Сегодня ты держишься молодцом, куда лучше, чем за все время нашего знакомства.
– Арнольд, выпусти ее, – резко бросила Лара.
Несколько мгновений Арнольд не двигался с места, чтобы сразу не подчиняться жене, но потом отошел от двери.
– Отправляйся спать, Порция. Увидимся утром.
Порция переводила взгляд с одного на другого. Лара демонстративно не смотрела на мачеху, уставившись на циферблат часов. Губы Арнольда были растянуты во все той же недоброй улыбке. Конечно, она могла бы продолжать спорить, требовать, чтобы они покинули дом, но понимала, что эта тактика окажется бесполезной.
Арнольд собирался поступить именно так, как сказал. Он добьется того, чтобы ее бедную маму заперли в сумасшедшем доме. Порция отлично сознавала, что власть в обществе принадлежит мужчинам, и Арнольд вполне способен выполнить задуманное. Оставалось только надеяться, что наступит время, когда женщины в Англии будут иметь равные права с мужчинами.
Единственный путь – это вести себя разумно и спокойно и убедить их, что на нее можно положиться. Она должна доказать им, что готова хранить в неприкосновенности образ безупречной леди Эллерсли. А когда они успокоятся, она сумеет выжить их из своего дома и спасти тех, кого любит.
– Как хотите, – легко согласилась Порция и направилась к дверям. – Спокойной ночи.
Разумеется, спокойствие было притворным. Поднимаясь по лестнице, она чувствовала, как на глазах закипают слезы гнева, обиды, беспомощности. Да как они посмели! Всю жизнь ей говорили, что делать, и она делала, но на сей раз… Конечно, она знала, что нельзя снова встречаться с Марком, но она так скучала по нему… С ним она чувствовала себя живой. Одно дело, когда она сама говорит себе, что поступает дурно, и совсем другое – слышать это от Лары и Арнольда.
Когда Порция добралась наконец до спальни, слезы градом покатились из ее глаз. Увидев Хетти, ее знакомое, милое лицо, она уткнулась ей в плечо и зарыдала еще сильнее.
– Ну-ну, дорогая, – успокаивающим тоном говорила Хетти, – все, что Бог ни делает, – к лучшему.
Порцию не удивило, что Хетти знает, в чем дело. Она просто не могла понять, как может быть к лучшему то, что приносит столько страдания. Она помнит свой долг и не отказывается от него. Она отказалась от Марка. Неужели этого мало?