– Вам надо лечь, дорогая, – говорила Хетти. – Утром станет легче.
– Они собираются остаться в доме.
– О Господи! – воскликнула Хетти, которая уже начала раздевать хозяйку. – Но я уверена, когда они поймут, что все действительно кончено, они оставят вас в покое.
Порция легла в постель и прикрыла глаза, а Хетти, погасив свет, оставила ее в одиночестве.
«Все действительно кончено», – эхом отдавалось у нее в голове. Порции казалось, что умерла часть ее души. Марк ушел навсегда. Ей было так больно, что хотелось кричать. Уткнувшись в подушку, чтобы заглушить плач, Порция опять залилась слезами, но вскоре, вконец измученная, заснула.
Арнольд видел, что Лару переполняет сознание собственной правоты. Он предоставил ей наслаждаться этим злобным чувством, а сам налил себе изрядную порцию бренди. У Порции в доме, еще со времен покойного лорда Эллерсли, всегда держали отличное бренди, совсем непохожее на все то, что подавали у Гиллингемов. Видно, Лара считала, что и так сойдет.
Интрижка Порции с Марком Уорторном выплыла на свет раньше, чем рассчитывал Арнольд, он был уверен, что сможет замять эту историю. По крайней мере на время. Это необходимо для выполнения его собственных планов, Порция должна оставаться при королеве, чтобы он, Арнольд, имел возможность поближе подобраться к Виктории.
Бедная Порция! Какой несчастной, какой виноватой она выглядела. К чему эта глупая решимость все отрицать? Кстати, она – великолепная женщина, но, к сожалению, у него нет времени ею заняться. Она лишь инструмент в его планах убить королеву. Арнольд не был склонен к эмоциональным привязанностям. Он посвятил жизнь своему призванию, осуществлению мечты отца – Англия для англичан. Кто знает, ждет его победа или поражение? Но в любом случае он не свернет с пути.
Глава 20
Марк не собирался считаться с решением Порции, но у него были неотложные дела, к тому же он хотел заставить ее немного помучиться. Нужно, чтобы она осознала, насколько сильно в ней желание, как она нуждается в нем, а главное, чтобы Порция успела пожалеть о своем отказе.
Прошла неделя, потом вторая. Нетерпение сжигало его, но он ждал.
Марк несколько раз ездил в Давелл-Холл – посмотреть, как застеклили окно, и нанять людей для рытья траншей и осушения прибрежных земель. Дядя Роджер истратил все свои деньги еще при жизни, но у Марка были пусть и небольшие, но собственные средства, оставленные ему отцом, и вложил он их весьма разумно. На самом деле он вовсе не был столь беспечен, как полагал Себастьян. Он работал, обдумывал планы и ждал.
– Марк, ты все еще интересуешься леди Эллерсли?
Голос Франчески оторвал его от яичницы с беконом и кофе. Марк ответил ей тусклым взглядом. Прошлую ночь он провел с бывшими однополчанами, а это значит, что было много шампанского и танцовщиц. Марк запомнил, что одна из девиц была очень мила – голубоглазая, с мелодичным смехом… Да… Что же было дальше? Он переспал с ней? Воспоминания ускользали. «Нет», – с облегчением решил он. Он утомил девушку до слез своими пьяными рассуждениями о том, что для него на свете есть только одна женщина.
– Марк!
Он подскочил на месте.
– Я же к тебе обращаюсь.
Марк заморгал.
– Прости, что ты сказала?
Франческа с отчаянием посмотрела на деверя.
– Я сказала, что с ней всегда ходит один из них. Повсюду. Это так странно. Многие заметили. А вчера на углу продавали листки с карикатурами. Я для тебя сохранила.
Франческа подскочила к комоду, порылась в ящике и подала Марку сомнительного вида листок. Марк отметил, что качество бумаги совсем неплохое, но типографская краска смазана. На картинке он увидел светловолосую женщину с измученным выражением лица. Она стоит посреди гостиной, а обе ее руки прикованы наручниками к стоящим по бокам полицейским – мужчине и женщине. Марк узнал женщину по крупному носу, а мужчину – по свисающим бесцветным прядям. Это были Лара и Арнольд Гиллингем. Позади группы был изображен трон с сидящей на ней пухленькой королевой, которая печально созерцала портрет покойного лорда Эллерсли.
– Прочти! – нетерпеливо потребовала Франческа.
– «Заключенная доставлена, ваше величество». – «Полагаю, она хорошая девочка, не слишком веселится?» – «Нет, ваше величество, этого не приходится опасаться». – Марк непонимающе уставился в листок: – Что это? О Господи!
– Они таскаются за ней повсюду. Эти Гиллингемы. Может, она заболела? Я подумала, вдруг ты знаешь?
– Я не знаю, а вот они, наверное, знают, – пробормотал Марк.
Чувствуя, как кровь быстрее покатилась по жилам, он распрямил спину. В нем вновь проснулась решимость. Он огляделся:
– Где Себ?
– В Уорторн-Мэноре. Да ты же должен знать. Он вчера с тобой попрощался.
– Попрощался?
– Да, и просил, чтобы ты был осторожен и не попал в беду.
Но Марк уже не слушал. Он еще раз взглянул на картинку и понял, что в беду попала Порция. Настал час снова бросаться к помосту – в переносном, конечно, смысле. И на сей раз он никому не позволит себя остановить.
– Марк, что с тобой? Марк! – закричала Франческа, но он уже устремился вон из столовой. К кофе он так и не притронулся.
Если не считать обеда, Порция почти весь день провела у себя в комнате. И это ее устраивало. Спускаясь вниз, она вынуждена была делить дом с Гиллингемами. Сначала она пыталась вести себя независимо, но вскоре устала от ядовитых взглядов Лары и самодовольных усмешек Арнольда.
Ей было безразлично, что о ней думают, но мысль, что они считают возможным обходиться с ней подобным образом, приводила ее в ярость. Порция прекрасно понимала, что они искренне верят, будто она способна их опозорить, а потому защищают свои интересы. Они смотрели на нее, как на курицу, несущую золотые яйца, и не могли позволить ей вырваться на свободу. Но это не давало им права относиться к ней как к пленнице, хуже того, повсюду сопровождать ее! От них не было спасения, и, лишь закрывшись у себя в спальне, Порция оставалась в долгожданном одиночестве.
А тут еще ее мать, которую Порция старалась спасти от ужасной судьбы, взяла привычку спускаться в гостиную и сидеть там после обеда.
– Так приятно посидеть в кругу семьи, – говорила она Порции. – Это напоминает мне время, когда был жив твой отец. Он ведь был твой отец, да? Я что-то не помню…
– Не помните, миссис Страуд? – переспрашивал Арнольд с гнусной улыбкой.
– А эти семейные посиделки включали в себя уроки нравственности? – спрашивала Лара, с усилием разрезая пирог с курицей.
Порция перестала любить домашние обеды, но гордость заставляла ее терпеть. Кроме того, она не желала, чтобы у этой парочки возникли какие-нибудь подозрения. Она уже много дней обдумывала план, как отослать куда-нибудь мать. Ей требовался помощник, но вокруг не было никого, кому можно было бы довериться. Кроме Марка.
Порция тяжело вздохнула. Разве можно к нему обратиться? Она не видела его с той ночи, когда они попрощались в клубе у Афродиты, их последней ночи. Сейчас Марк может быть где угодно. Тогда он говорил, что уедет в Норфолк и останется там жить. Порция ему поверила, но он сказал это еще до того, как сделал ей предложение. Заглядывая себе в душу, Порция пыталась понять, верила ли она когда-нибудь, что он навсегда готов исчезнуть из ее жизни? Может быть, она заставляла себя поверить, так как тогда у нее возникал предлог согласиться еще на одно свидание, якобы последнее.
Она по-прежнему видела его во сне. Забудет ли она его когда-нибудь? Или ей до могилы нести в себе память о его улыбке, прикосновениях, поцелуях? Она вспоминала, как сказала, чтобы он подыскал себе кого-нибудь другого, если ему действительно нужна жена. Вспоминала и содрогалась от глупости и грубости этих слов. Марк с другой женщиной – этого она не могла вынести! Но не могла она и сама получить его. Не могла.