4. Лес
Он исходил из земли, но не был землею. Он давил на землю, но в то же время был ее продолжением. Шумел ветер, перебирая верхушки деревьев и сдвигая в сторону все появляющиеся и появляющиеся облака, и стволы деревьев и земля время от времени покрывались теплыми пятнами солнечного света. На небольшой полянке Гейбл остановилась, подставила лицо солнцу, а потом и протянула к нему обе ладони. Веревки с рук она давно уже стащила - тот темненький и вправду затянул их не слишком туго.
Забывшись, Гейбл улыбнулась: ей показалось, что она тоже дерево, и ее волокнистая плоть натянута между небом и землей, и корни врастают в тело земли, а руки касаются облаков. Она то ли успокоилась, то ли перешагнула ту черту, за которой бояться и тревожиться было невозможно. Сейчас ей было хорошо и спокойно. Даже боль из шеи и поясницы ушла и ноги, кажется, согрелись. И странная мысль мелькнула у нее в голове: не этого ли состояния, не такой ли свободы она так давно искала? Тогда можно было не делать все эти глупости. Можно было просто уйти в лес...
Передохнув немного, Гейбл шла еще несколько часов. Солнце начинало клониться к западу, но ни дороги, ни тропинки на ее пути так и не попалось. Мысль о том, что придется ночевать в лесу, немного тревожила Гейбл. Но ведь она не волшебница, чтобы, прошептав заветные слова, в мановение ока очутиться дома. Впрочем, голода она не чувствовала, а напиться и умыться ей удалось водой из небольшой впадины - стоячая, но чистая, она то ли осталась после дождя, то ли сочилась из земли, выдавливаемая из подземного источника тяжестью леса. На дне впадины лежали сосновые иглы, прошлогодние листья, шишки и мелкие сучья, рос зеленый мох. Гейбл долго рассматривала все это через увеличительную линзу воды, прежде чем опустить в нее руки. Когда же она дотронулась до воды, темные отражения деревьев, обступивших впадину, задрожали и смешались. Всего секунду Гейбл видела свое лицо.
До сумерек она так и не выбралась из леса. Направления она не чувствовала и ориентироваться толком не умела, так что, возможно, она сделала крюк и не убежала от дома, в который ее привезли, а вернулась к нему. Но думать об этом было поздно, да и неприятно. Думать надо было о том, как заночевать в лесу.
Сначала Гейбл хотела наломать веток и сделать что-то вроде навеса и подстилки, потом, передумав, решила забраться на дерево - вдруг ночью на охоту выйдет дикий зверь. Но тут она почувствовала крепкий запах земли и, оглядевшись, увидела огромный свежий выворотень. Дерево, ствол которого едва ли смогли бы обхватить три человека, завалилось на бок, разорвав собственные корни. Из пещеры, образовавшейся под стволом, тепло пахло древесной трухой, грибницей, песком. Гейбл подошла, минуту постояла, раздумывая, а потом забралась под дерево, свернулась в комочек, плотно закутавшись в плащ, и почти сразу же уснула. Спала она крепко и без снов, слыша, впрочем, как над ее головой вздыхает, поскрипывая, старое дерево и как вторят ему, сочувствуя его беде, другие деревья.
Разбудил предрассветный холод. Было так холодно, что казалось, будто бы было тепло. Поворочавшись, но так и не сумев согреться, Гейбл выбралась из своего убежища, отряхнулась и вновь пошла через лес. Мысли были короткие-короткие и простые-простые, как у животного: холодно, чего бы перекусить, где ночевать в следующий раз... до чего же все-таки холодно... Чтобы согреться, Гейбл пошла быстрее и часа через полтора наткнулась на старую земляную ограду. Она не сразу поняла, что это такое, и лишь присмотревшись к зарослям впереди, догадалась, что вышла к старому городскому кладбищу. Перебравшись через ограду, Гейбл пошла между могилами.
Оглушительно щебетали просыпающиеся птицы. Встряхивал ветви резвый утренний ветерок. Поблескивала роса на траве, росшей на могилах. Поплутав немного, Гейбл выбралась на одну из аллей. Слева, за бурно разросшимися деревьями, темнели рваные контуры старого, почти разрушившегося храма. По широкой дуге Гейбл обогнула руины и вскоре увидела впереди широкие, гостеприимно распахнутые кладбищенские ворота. За ними начиналась дорога, ведущая в город.
Город просыпался. Слышался стук копыт и колес водовозной телеги, голоса перекликающихся жителей, гулко отдавались удары о мостовую кованых сапог стражи. Пахло свежим хлебом и капустой, сеном, ночными помоями и чем-то горелым. Гейбл выбирала улицы и переулки поуже, чтобы не попадаться на глаза страже и ранним прохожим. Впрочем, кто обратит внимание на грязную босоногую нищенку? Таких в городе сотни.
Тетушка Изабелла запричитала, открыв дверь и увидев ее на пороге. Никакой тетушкой она Гейбл или кому бы то ни было не приходилась, просто сдавала внаем комнаты. Но постояльцев она знала хорошо и опекала их по мере возможности. Гейбл ответила ей вялой виноватой улыбкой. Она попросила согреть для нее воды и поднялась к себе в комнату. Горячей воды, чтобы вымыться целиком, достаточно вскипячено еще не было, и тетушка Изабелла принесла пока маленькую бадью. Опустив ноги в горячую воду, показавшуюся даже густой, Гейбл вскрикнула от удовольствия. Ее отчетливо знобило, и она потянулась, стащила с постели плед и завернулась в него. Такой - закутавшейся в плед, спящей в кресле, с ногами в остывающей воде - ее и застала городская стража.