И тогда Глорию словно прорвало. Все обиды и огорчения, несбывшиеся надежды и печали, все это обрушилось потоком на Фила. Не удержалась она и от колких замечаний в адрес Джарвиса, что было глупо с ее стороны, потому что мужчины не любят выслушивать причитания о своих предшественниках.
Но Фил не сказал ни слова, он только поглаживал ее по плечу, касаясь подбородком ее затылка. Обошлось без рыданий и истерики, что само по себе уже было хорошо.
В конце концов она успокоилась.
— Знаешь, мы с мамой все время спорили. Мне трудно было поверить в то, что женщина, выросшая во времена расцвета феминистского движения за равноправие полов, вдруг добровольно откатывается назад. Но она утверждала, что все идет по плану, а я твердила ей, что это глупый план. Я говорила о том, что может произойти нечто непредсказуемое, но, если честно, то я не думала, что окажусь права. Лучше бы я ошиблась.
— Кто знает, может быть, все к лучшему.
Глория вырвалась из-под опекающей руки Фила.
— Как у тебя только язык поворачивается говорить такое? Моя мать здесь, покинутая, а отец на другом конце страны играет в отшельника.
— Глория, они почти тридцать лет прожили вместе. Есть вещи, которых ты можешь не знать.
— Все равно это отвратительно. Лично я не собираюсь прожить свою жизнь ради какого-то мужчины. Если он захочет посвятить мне свою жизнь, это его дело.
— Ясно… Ты не против, если кто-то, кого ты любишь, жил бы такой жизнью, которую ты сама презираешь? Интересно. Неужели ты действительно хочешь, чтобы мужчина в твоей жизни полностью зависел от тебя?
Ох, нет, если он поставил вопрос таким образом.
— Неужели тебе не хотелось бы, чтобы твой муж имел больше мужских качеств?
И это тоже. Ведь сейчас, когда Фил смотрел на нее очень по-мужски, ей это… как бы точнее сказать, ну, в общем, льстило. Тем более, она так отчетливо помнила прикосновение его рук. Ей опять захотелось прижаться к его груди.
Вдруг зазвонил телефон. Кто бы это мог быть?
— Глория, это Люси. — Похоже, Люси звонила с вечеринки или из бара. — Послушай. Это, конечно, не мое дело, но если бы она была моей матерью, и моя подруга увидела бы ее, я бы захотела, чтобы эта подруга хотя бы предупредила меня.
Глорию словно приморозило к дивану.
— Люси, ты где?
— Я в баре «Монморанси». Здесь твоя мать и… она вроде как… ну, все эти парни толпятся вокруг нее, а она…
— Что она?
— Она кокетничает с ними. О, черт возьми, Глория, по-моему, она подцепила одного типа и сейчас уйдет с ним.
В этот момент Глория поняла, что это значит, когда говорят, что кровь застывает в жилах.
— Не дай ей уйти. Я уже выхожу.
— Но я не знаю, смогу ли я тебя провести.
— Я пройду, даже если мне придется для этого выломать дверь. — Потрясенная, Глория положила трубку. — Мама в баре «Монморанси». Похоже, у нее поехала крыша.
Фил сгреб свои бумаги со столика и направился к двери.
— Встретимся на стоянке.
— Фил, но ты же не обязан помогать мне. Это дело семейное.
Взгляд, которым он одарил ее, был полон величественно-высокомерного презрения.
— Ты не очень хорошего мнения обо мне, не так ли? — Через секунду его уже не было.
Ум Глории лихорадочно заработал. Чтобы проникнуть в бар модного клуба, нужно шикарно одеться. У нее не было подходящей одежды. А если и была, то она не могла в нее влезть. Но у нее были туфли.
Она натянула на свои полные бедра черные шелковые брюки и надела шикарные черные лакированные туфли, в которых у нее вечно отмерзали пальцы ног. Сверху она надела светлую блузку, у которой расстегнула верхнюю пуговицу, подвела ресницы тушью. Сделав по паре мазков черным карандашом по нижним и верхним векам, Глория осталась довольна. Авось примут ее за девицу из богемы.
Она сбежала вниз по ступенькам, чудом не подвернув ногу, и засеменила к своей машине.
Фил уже был там.
— Ты знаешь, где «Монморанси»? — спросил он, протягивая руку за ключами.
Глория молча открыла дверцу и сама села за руль.
— Да. Может быть, я не из тех девиц, что идут нарасхват, но такие вещи мне известны.
Фил промолчал, что еще больше разозлило ее, потому что сейчас ей очень хотелось сорвать на ком-нибудь свою злость, а он был как раз под рукой, но, к сожалению, не давал и малейшего повода спустить собак.
Мотор взревел, и машина устремилась вперед. Выехав из проезда на главную дорогу, Глория увеличила скорость. Кое-где асфальт был покрыт тонкой корочкой льда, и езда требовала предельного внимания и осторожности.