— Не надо, — надменно сказал швед. — Я сам схожу. — Он встал и с таким видом, будто этот отель принадлежит ему, удалился в его хозяйственные недра.
Дав шведу выйти, Скалли вскочил со стула и проговорил свистящим шепотом:
— Когда мы были наверху, он думал, что я хочу его отравить.
— Слушай, — сказал Джонни. — Сил моих больше нет. Чего ты с ним нянчишься? Выставь его за дверь.
— Теперь все обошлось, — ответил Скалли. — Ведь в чем было дело? Он из Нью-Йорка, и ему казалось, тут у нас одни головорезы. А теперь обошлось, успокоился.
Ковбой восхищенно посмотрел на приезжего с востока.
— Ты будто в воду глядел, — сказал он. — Этот немец перед тобой как облупленный.
— Ты говоришь, все обошлось, — сказал Джонни отцу, — а я что-то этого не замечаю. Раньше он трусил, а теперь слишком уж задается.
В речи Скалли ирландский темперамент и ирландская напевность уживались со всеми теми затасканными словосочетаниями, которые он черпал из книжек и газет. И вот сейчас на голову его сына обрушилась весьма любопытная смесь всего этого.
— Кто я такой? Кто я такой? Кто я такой? — загремел он и ударил себя по колену в знак того, что сам ответит на свой вопрос, а те, у кого есть уши, пусть слушают. — Я хозяин отеля! Хозяин отеля, понятно? Тот, кто находит приют под этой кровлей, пользуется священными правами моего гостя. Я никому не позволю запугивать моих гостей. Мой гость не услышит ни единого слова, которое могло бы склонить его в пользу какого-нибудь другого заведения. Я этого не потерплю! Нет такого отеля в нашем городе, где могли бы похвастаться, что они приютили человека, побоявшегося остаться у меня. — Он повернулся всем телом к ковбою и приезжему с востока. — Прав я? Да или нет?
— Да, мистер Скалли, — ответил ковбой. — Вы совершенно правы.
— Да, мистер Скалли, — ответил приезжий с востока. — Вы совершенно правы.
V
За ужином, в шесть часов, швед воспламенился, заискрился, как огненное колесо. Временами казалось, что он вот-вот грянет какую-нибудь разудалую песню, и во всех его бесчинствах ему потакал старик Скалли. Приезжий с востока держался замкнуто; ковбой сидел, раскрыв рот от удивления, и забывал о еде, а Джонни яростно уничтожал порцию за порцией. Когда надо было подложить оладий на блюдо, хозяйские дочери, крадучись, как индейцы, входили в комнату и тут же убегали, не в силах даже скрыть свой страх. Швед главенствовал за столом, и по его милости эта трапеза превратилась в какую-то варварскую вакханалию. Он будто стал выше ростом; он с наглым пренебрежением посматривал на своих соседей. В комнате только и слышался его голос. Вот ему понадобилась оладья, он ткнул в нее вилкой, точно гарпуном, и чуть не поранил этим оружием руку мистера Блэнка, спокойно протянувшуюся к той же самой оладье.
После ужина, когда мужчины один за другим потянулись в соседнюю комнату, швед со всего размаха ударил Скалли по плечу.
— Ну, старина, накормил ты нас на славу!
Джонни с надеждой посмотрел на отца: он знал, что плечо у него еще побаливает после давнего ушиба. И действительно, Скалли чуть было не вспылил, но через секунду улыбнулся кривой улыбкой и смолчал. Остальные поняли, что он принимает на себя всю ответственность за изменившееся поведение шведа.
Но Джонни все-таки успел шепнуть своему родителю:
— Заодно дай спустить себя о лестницы — ничего другого тебе не остается.
Вместо ответа Скалли только бешено сверкнул на него глазами.
Когда они снова собрались у печки, швед потребовал, чтобы составили еще одну партию в педро. Скалли стал было отговаривать его от этого, но он ответил ему волчьим взглядом. Старик сдался, и тогда швед насел на остальных.
Тон у него был угрожающий. Ковбой и приезжий с востока равнодушно ответили, что они будут играть. Старик сослался на то, что ему надо встретить поезд 6.58, и тогда швед с грозным видом посмотрел на Джонни. На секунду взгляды их скрестились, точно клинки, потом Джонни улыбнулся и сказал:
— Что ж, сыграем.
Они сели друг против друга, игральную доску положили на колени. Приезжий с востока и швед снова оказались партнерами. Ковбой — этого нельзя было не заметить с самого начала игры — больше не шлепал картами о доску. Скалли тем временем подсел к лампе, вздел очки на нос, что сразу придало ему сходство с престарелым священником, и углубился в чтение газеты. Когда время подошло, он собрался встречать поезд 6.58 и, выходя, несмотря на все свои предосторожности, напустил в комнату мороза. Ледяной ветер, ворвавшийся в дверь, не только раскидал карты, но и пронизал холодом игроков. Швед скверно выругался. Вернувшись, Скалли снова нарушил мирную, дружескую игру. Швед снова выругался. Но через минуту картина была прежняя: сосредоточенное внимание, склоненные над доской головы, быстро мелькающие руки. Шлепаньем по доске теперь щеголял швед.