Едва они остановились, как лейтенант опять начал осыпать их богохульными проклятиями. Потом, не обращая внимания на свист пуль, принялся уговаривать, распекать, бранить. Его пухлый, в обычной жизни совсем еще детский рот, растянулся в уродливую гримасу. Он сквернословил, поминая всех мыслимых и немыслимых богов.
Вдруг он схватил юношу за руку.
- Беги вперед, болван! - заорал он.- Вперед! Здесь нас всех перестреляют! Бегом через эту поляну, другого спасения нет! А там…- Конец фразы утонул в буйном потоке проклятий.
- Через эту поляну? - Юноша ткнул пальцем в ту сторону. Он недоверчиво и испуганно сморщил губы.
- Ну да! Бегом через поляну! Здесь нас всех перестреляют! - взвизгнул лейтенант. Он вплотную приблизил лицо к лицу юноши и взмахнул перевязанной
рукой. - Вперед!-И крепко обхватил его, словно собирался применить силу. За ухо потащить в атаку.
Внезапно рядовым овладел неудержимый гнев. Он вырвался, злобно оттолкнул офицера. И бросил исполненный горечи вызов:
- А вы покажите пример!
Они помчались вперед к голове полка. Друг юноши еле поспевал за ними. Добежав до знаменосца, все трое заорали:
- Вперед! Вперед!
При этом они прыгали и вертелись как дикари под пыткой.
Знамя, покорившись призывам, склонило яркое свое полотнище и начало плавно двигаться вперед. Искалеченный полк, секунду поколебавшись, издал долгий жалобный стон, сделал бросок вперед и продолжил прерванный путь.
Беспорядочной кучей неслись солдаты через поляну. Горсть людей, брошенная кем-то в лицо неприятелю. Им навстречу тотчас выпрыгнули желтые языки. Повис непроницаемой завесой синий дым. Раздался такой грохот, что человеческие уши его уже не воспринимали.
Юноша мчался как одержимый, надеясь нырнуть в лес раньше, чем его найдет пуля. Втянул голову в плечи наподобие игрока в футбол. Даже веки у него были полузакрыты, так что все вокруг подернулось колышащойся дымкой. В уголках рта пузырилась слюна.
Неустанно подгоняя себя, он в то же время чувствовал, как растет в нем любовь, безмерная нежность к знамени, которое было вот тут, совсем рядом. Прекрасное и неуязвимое. Воплощение лучезарной богини, которая, чуть склонясь, делает ему повелительные знаки. Воплощение женщины в белых и алых одеждах, ненавидящей и любящей, в чьем зове слились голоса всех его чаяний. И потому что оно не знало погибели, юноша наделял его особым могуществом. Старался держаться поближе к нему, как к якорю спасения, беззвучно молил уберечь от смерти.
Захваченный безумием этого бега, он все же заметил, что сержант-знаменосец вдруг отпрянул назад, словно его стукнули дубиной. Он пошатнулся, потом застыл на месте, только колени мелко дрожали.
Юноша, подскочив к нему, ухватился за древко. Одновременно в древко с другой стороны вцепился друг юноши. Оба упрямо и яростно тянули его к себе, но сержант был мертв, и труп не желал отдавать вверенной ему эмблемы. Жуткая схватка длилась несколько мгновений. Мертвец, весь скорчившись, покачивался и с нелепым, чудовищным упорством боролся за обладание знаменем.
Еще две-три секунды - и живые, остервенясь, вырвали знамя у мертвого. Не успели они сделать и шагу, как труп, склонив голову, начал падать вперед. Костенеющая рука взлетела, потом, негодуя, тяжело опустилась на плечо не успевшего увернуться друга юноши.
XX
Когда, не выпуская знамени, друзья взглянули на поляну, они увидели, что полк разбит, а те солдаты, которые остались в живых, понуро отступают. Люди, бросившиеся в атаку со стремительностью снарядов, уже израсходовали все свои силы. Они шли назад, хотя и медленно, повернув головы к рычащему лесу и стреляя из нагревшихся ружей. Офицеры орали на них, надрывая глотки.