— Безмозглые мальчишки! — Эска нагнулся и поднял упавшее копье. — Щенки у собак и те догадливее.
Двое из поверженных — они все были в самом деле очень молоды — лежали оглушенные. Третий, однако, пошевелился, и Марк наклонился над ним.
— Это Лиатан, — сказал он. — Я присмотрю за ним, а ты свяжи тех и заткни им чем–нибудь рты.
Юный воин застонал и открыл глаза: он увидел Марка, приставившего ему к горлу его собственный кинжал, и Эску, который торопливо связывал его товарищей и затыкал им рты полосами, оторванными от плаща.
— Вы поступили неверно, — сказал Марк. — Надо было держаться с остальными, а не соваться сюда одним.
В черных глазах Лиатана, глядевшего снизу вверх, застыла жгучая ненависть. Из угла рта у него стекала тоненькая струйка крови.
— Ну и что! Просто мы увидели ворона и решили стать первыми копьями, чтобы не отдавать бога–орла племенам с равнины, — сказал он сквозь стиснутые зубы.
— Понятно. Поступок смелый, но глупый.
— Ну и пусть. Нам не удалось, так все равно скоро другие придут сюда.
В черных глазах юного воина сверкнуло злорадное торжество.
— Так, — согласился Марк. — Но когда другие сюда придут, ты крикнешь им, что нас тут нет, что мы все–таки ускользнули в тумане, и пошлешь их назад, за главную гряду, в сторону восхода солнца.
Лиатан улыбнулся:
— Почему я стану это делать? — Он бросил презрительный взгляд на кинжал в руке Марка. — Из–за этого?
— Нет, — возразил Марк, — потому что едва кто–то из ваших ступит на лестницу, я бросаю орла в озеро. Вот он, тут, у меня. Нам еще далеко до Вала, у тебя и у всех ваших еще будет возможность схватить нас. Но если мы умрем сейчас, бога Красных Гребней вы потеряете навсегда.
Лиатан долго лежал молча, не спуская глаз с Марка. Но тут в тишине послышался приглушенный топот копыт и отдаленные крики. Эска быстро встал и, пригибаясь, подошел к парапету.
— Охота приближается. С утесником они покончили. Ух! Подбираются со всех сторон, как волчья стая.
Марк убрал кинжал, не отводя при этом глаз от лица мальчика.
— Выбирай, — произнес он спокойно.
Он встал и отошел к дальнему краю, на ходу развертывая орла. Лиатан тоже кое–как поднялся и стоял, слегка покачиваясь, переводя взгляд с Марка на Эску, потом сглотнул и облизал рассеченную губу. Марк слушал приближающийся шум погони, людской гомон, похожий на лай возбужденной собачьей своры, а за спиной, в пустоте, раздавался лишь одинокий крик болотной птицы да свист ветра. Марк отвернул последнюю лиловую складку плаща и поднял кверху орла. Вечернее солнце, прорвавшееся сквозь редеющий туман, осветило позолоченную хищную голову.
Лиатан безнадежно махнул рукой в знак поражения, повернулся, неуверенными шагами подошел к ломаному парапету и перегнулся через него. Передние были уже у ворот, при виде Лиатана раздались возгласы. Лиатан прокричал им вниз:
— Их тут нет! Наверно, проскочили через заросли в обратную сторону. Проклятый туман! — С диким видом он протянул руку, голос его прервался. — Поищите в лесу, может, они удрали туда!
Ему ответил гул свирепых голосов, пронзительно заржала лошадь. Лиатан быстро отпрянул от парапета, как будто собирался сбежать вниз. Охота, развернувшись, пустилась в обратном направлении. Лиатан повернулся к Марку:
— Так я сделал?
Марк молча кивнул, он, не отрываясь, следил через бойницу за охотниками, потянувшимися вдоль отрога к зарослям утесника — всадники и пешие созывали друг друга по дороге. Скоро они растворились в белесой дымке. Тогда только Марк перевел взгляд на юного охотника.
— Ты все сделал правильно, — сказал он. — Опусти–ка голову, а то кто–нибудь из ваших оглянется и удивится, что ты еще здесь.
Лиатан послушно наклонил голову… и прыгнул. Прыгнул, как дикая кошка. Но Марк, успевший уловить странный огонек в его глазах, метнулся в сторону и упал, прикрывая собой орла. Эска немедленно бросился на мальчишку и повалил его.
— Дурень. — Марк с трудом поднялся и посмотрел в лицо Лиатану, прижатому коленями Эски. — Молокосос, нас двое, а ты один.
Убедившись, что двое других по–прежнему в бессознательном состоянии, он оторвал от брошенного плаща еще несколько полос и вернулся к Лиатану. Вдвоем с Эской они связали ему руки и ноги; тот перестал сопротивляться и лежал неподвижно, отвернув лицо.