Луга обвел всех насмешливыми блестящими глазами.
— Пусть женщины научат тебя ткать, — сказал он с издевкой.
Слова его были встречены дружным хохотом.
— Но для этого тоже нужны две руки, — неожиданно взвизгнул Голт, заражаясь всеобщим возбуждением. Голт любил строить из себя шута. Сейчас он, приплясывая и кривляясь, изображал женщину, ткущую на станке. Всем скопом они стали надвигаться на Дрэма и слегка подталкивать. Сначала это выглядело как шутка, дурная шутка, которая плохо скрывала то, что было за ней.
— У-у-у! Дрэм-однорукий! Дрэм-однорукий!
Оставалось только одно — драться, даже если он проиграет. Луга или он. Дрэм понимал, что у него почти нет шансов, но выбора не было. Он сбросил с плеча огромный щит, который с громким звоном стукнулся о край очага, на мгновение рассыпав шеренгу врагов, и в ту же минуту занемевшей рукой изо всех сил ударил Лугу между глаз.
— Драться и одной рукой хватит! — выкрикнул он, как бы бросая вызов. Луга зашатался и отпрянул, замотав головой. Казалось, он не сразу сообразил, кто его ударил. Но, оправившись, он кинулся на Дрэма с кулаками. Дрэм нанес ему второй удар, но тут же кто-то двинул его кулаком в скулу, так что каскад красных искр посыпался у него из глаз. Орудуя одной рукой, он не в силах был отбиваться от наносимых ему со всех сторон ударов. Он опустил низко голову, пытаясь защитить лицо. Потом отступил назад и прижался спиной к балке посреди хижины. Теперь они разом кинулись на него — высунув языки, как щенки на затравленного зверя. Он видел совсем близко их лица, оскаленные рты и горящие глаза; визг их голосов стоял у него в ушах. Он понимал, что сражается за свое место в клане, за свое право на существование — и за это стоило сражаться. Он бился отчаянно, все время выкрикивая какие-то слова. Он не мог бы сказать, что именно он выкрикивал, но главное, это были слова вызова. Лягнув одного из нападавших, он сшиб его с ног, и тот с грохотом свалился на большой щит, который еще долго звенел пустым металлическим звоном. От удара по голове сбоку он едва устоял, качнувшись в сторону, и тотчас же мальчики налетели на него, стремясь опрокинуть на пол. Он отчаянно сопротивлялся, бил их, кусался, как загнанный дикий кот. И когда, казалось, ушла последняя надежда, он увидел, как кто-то вдруг ринулся в водоворот бешено крутящихся рук и ног и, вынырнув совсем рядом с ним, отбросил плечом Мэлгана и ударил кулаком по лицу яростно орущего Юриана. Дрэм воспользовался минутной передышкой, чтобы высвободиться. Голова гудела. Он помотал ею, пытаясь сбросить тяжесть. Только теперь до его затуманенного сознания дошло, что он не один.
— Давай, давай! Подходите ближе, все подходите, а тогда поглядим, что из этого выйдет! — крикнул его новый товарищ.
Дрэм прижался спиной к балке, только на этот раз рядом было дружеское плечо, прикрывавшее его там, где он сам не мог защититься. Он вдруг почувствовал, как теплой волной вливаются в него свежие силы и где-то у переносицы ощутил запах крови, такой знакомый воину запах. Неожиданно его охватил боевой азарт, полностью вытеснив из груди загнанного зверя.
Теперь он не обращал внимания на сыпавшиеся удары и считал только те удары, которые наносил сам. Это была великая, хоть и короткая, битва. Любой воин в клане мог бы ею гордиться. Они сражались против превосходящего их по численности врага, понимая, что долго им не продержаться. Слишком уж неравные были шансы: пятеро против двоих, и к тому же у Дрэма была только одна рука.
Поглощенные собой, они так орали и визжали в пылу кровопролития, что не заметили, как на пороге возникли темные фигуры и старшие мальчики, пригнувшись в дверях, гуськом вошли в хижину. Не заметили они и приземистого волосатого Кайлана, надзирателя Школы Юношей. С неизменной плеткой в руке он стоял и молча смотрел на них. Они ничего не видели и не слышали, занятые только собой. Человек, вошедший вслед за Кайланом, сказал ему что-то низким густым басом, и Кайлан тут же врезался в самую гущу сражения, прокладывая путь плеткой, как хозяин, пришедший разнять разодравшихся щенков.
— А ну-ка, разойдись! Назад! Кому говорю? Назад!
Длинный воловий кнут без устали поднимался и опускался, и его осиные укусы жалили шею и плечи. Визг постепенно стал стихать, и битва медленно и как бы нехотя прекратилась. Бойцы теперь с растерянным видом смотрели друг на друга, на Кайлана и на стоящего в дверном проеме Вождя. Дамнорикс, чтобы не задеть за притолоку, наклонил большую золото-рыжую голову, а за его спиной сверкали уже последние нити весеннего ливня.
Вождь глядел на них с нескрываемым любопытством, переводя нахмуренный взгляд с одного лица на другое. От его серых глаз, где то и дело вспыхивали искорки, ничего не могло укрыться. Он пристально посмотрел на Дрэма и на стоящего возле него мальчика. Едва заметная улыбка проскользнула под длинными усами. Обращаясь к Кайлану, он сказал:
— Ты очень опрометчиво утверждал, что ныне дурное время и нет больше героев, достойных занять подобающее место в копьеносном братстве.
Кайлан не сразу ответил, пропуская бессчетный раз кнут сквозь толстые волосатые пальцы.
— Пожалуй, ты прав, если считать, что такая щенячья драка и рычание подтверждают твои слова.
Он тяжело дышал, и его мохнатые ноздри раздувались при каждом вдохе. Дрэм тоже едва дышал, из раны под глазом сочилась кровь. Он мутным
взглядом посмотрел на Лугу, который ощупывал во рту место, где прежде был зуб. Кровоточащий нос Луги распух и расплылся по лицу, как лепешка. Неплохие отметины он оставил. Луга, да и многие другие будут долго помнить его и… его товарища. Он впервые подумал, что даже не знает, кто это. Он осторожно, словно чужую, повернул голову.
Рядом с ним стоял Вортрикс, сын Вождя. Вортрикс тоже повернул голову, слизывая кровь с рассеченной губы. Они серьезно и робко поглядели друг на друга, как бы на что-то решаясь, а потом вдруг дружно улыбнулись медленной застенчивой улыбкой.
Голос Дамнорикса вернул их к действительности.
— Интересно, что могло вызвать столь мощную битву? — спросил он.
Все молчали. Они глядели прямо перед собой и переминались с ноги на ногу, шурша папоротником, устилающим пол. Старшие мальчики взирали на них снисходительно, как смотрят хозяева на проделки щенят.
— Вы что, немые? — вторично спросил их Вождь. — Только что вы визжали весьма громко. — Грозовые тучи прошли по его лицу, как по склону Большой Меловой. С Дамнориксом, Вождем клана, шутить было опасно.
Парализованные страхом, однако, все по-прежнему молчали, и даже Вортрикс не нашелся что сказать. И вдруг неожиданно Дрэм вскинул голову, широко улыбнулся, глядя в лицо Вождя.
— Мы тренировались, чтобы стать воинами, — сказал он. — О, Дамнорикс, Повелитель Трехсот Копий, разве не ради этого мы должны здесь жить три года, как собаки у твоего очага?
Он сам был так напуган собственной дерзостью, что почти сразу же лишился дара речи: во рту у него пересохло, и он при всем желании не мог больше выдавить из себя ни слова. И тогда гроза разразилась громовым хохотом Дамнорикс, Вождь клана, запрокинув голову, заревел от смеха так, что задрожали балки и полено свалилось в огонь, подняв вихрь искр. Даже Кайлан мрачно ухмыльнулся, а старшие мальчики заулыбались, подталкивая друг друга локтями. И только двенадцатилетним было не до смеха.
— Ха-ха-ха! Среди нас, оказывается, есть настоящие герои. — Дамнорикс все еще продолжал смеяться. — Кайлан, старый ты волчина, хорошие деньки еще впереди. Клан не останется без героев, когда придет время нам сидеть у очага и вспоминать старые битвы.
Он направился к двери, но на пороге обернулся и сказал, обращаясь к новичкам: