– Голова появляться не торопится, – рассказала она Крысе при следующей встрече. – Уже три дня, как пусто. И мама меняться не думает. Я проверила, пока она спала, и крестик, и сердечко на месте. Я их нарисовала, точно знаю, но без головы всё не то.
– Может, без сердца? – спросила Крыса.
– Нет, сердце на месте, я проверяла.
Алёна и правда ничего не боялась. Она быстро поняла, что тело новое мамино ничего плохого ей сделать не может и голова им почти не управляет, скорее, наоборот. Так, изрыгая проклятия, матерясь и кусаясь, голова позволила девочке приблизиться и обнять себя. Алёна прижалась к маме, вдохнула знакомый из прошлого запах. И сердечко, и крестик уже почти стёрлись, так как мама теперь мылась часто и была аккуратная и чистая. Нашлись и духи её прежние, и одежда была постиранная, и волосы убраны в удобную причёску и не свисали патлами на глаза. Но слова, которые Алёна слышала, были ужасными: сучка, выкидыш, кара, наказание, дрянь, нахлебница – это были лишь самые ласковые прозвища. Мама рассказывала обо всех подробностях Алёниного зачатия, о попытках абортов и запойном пьянстве во время беременности, о мужиках, о членах, о винной бутылке, которую та заталкивала в себя в надежде скинуть захватчика.
– В общем, нужна голова, – заключила девочка, подкармливая Крысу пирогом с мясом, который мама приготовила ей на обед.
Крыса вздохнула, почистила мордочку от крошек и жира.
– Хорошо, будет тебе голова. Только это испытание не из лёгких, и так просто, как с частями тела и туловищем, уже не будет, ты согласна?
– Конечно, согласна! – воскликнула девочка. – Ты же знаешь, что я ничего не боюсь в этом мире, да и приключение мне совсем не помешает!
– Говорящей крысы тебе мало, – печально ответил зверёк. – Что ж, будет тебе приключение. Идём!
Они шли долго, окольными путями, так как Крысе приходилось искать те ходы и лазы, которые подходили по размерам Алёне, девочке хоть и смелой, и недокормленной и мелкой от рождения, но намного крупнее любого зверя из подземелья. А шли они почти всегда вниз. Мимо канализационных труб, водопровода и пустых проводов отопления, проходили странные помещения, станции метро появлялись и исчезали над их головами. По дороге им встречались разные животные, некоторых Алёна тоже понимала, но они ею особо не интересовались, как будто знали, зачем и куда она идёт, и уважения это у них не вызывало.
– Понимаешь, – говорила ей Крыса, – здесь, под землёй, особенно под таким большим городом, как этот, очень много частей тела. Я тебе уже рассказывала. Люди, когда они портятся, сбрасывают сюда ненужное, иногда самое чистое, самое искреннее. Чем чище части, тем дольше они хранятся, особенно, если кто-то по ним скучает. А ты ведь скучала по маме. У самых потерянных, проваливается под землю сердце, врастает в корни старых деревьев и отравляет их до смерти. Ничего уже таким не поможет. Маму твою пытались исправить, дали ей тебя, ребёнка.
– Наказание? Она меня иначе не называет.
– Тоже мне наказание, – хмыкнула Крыса.
– А зачем же ещё дети, как не отвлекать взрослых от удовольствий.
– Дети нужны им для того, чтобы увидеть пример искренней любви, которая не зависит ни от чего. Чистой, неиспорченной. Взрослые, бывает, и бьют детей своих, и калечат, и насилуют, а дети их всё равно любят. Пока сами не вырастают и не забывают, что это такое – любовь без причины. Ты же любишь маму, а она у тебя почти вся вросла в землю. Вся.
Пока они так разговаривали, дорога закончилась. Алёна и Крыса очутились в пещере, вырытой в земле, полностью заросшей корнями деревьев. Откуда на такой глубине корни, Алёна даже думать не хотела, да и о глубине подземного царства у неё тоже размышлять желания не было, дыхание уже давно было затруднённым, мысли о недоступности открытого неба и воздуха оседали в её животе холодными камнями тревоги.
– Смотри, – сказала Крыса и задрала кверху свою маленькую мордочку.
Пещера освещалась странными огнями, которые исходили от растений, напоминавших мелкие грибочки. Свет этот, зеленовато-жёлтый, отражался в лужах воды, в ручейках влаги, стекавших по глиняным стенам. Эха в пещере не было, земля слабо возвращала звуки. Алёна запрокинула голову и посмотрела наверх. На потолке, между корнями деревьев, увитыми грибами-светильниками, висели какие-то груши, а может быть, яблоки.
«Летучие мыши», – подумалось Алёне, но, присмотревшись, она поняла, что это были вовсе не плоды и не звери, а головы.
Головы эти висели вниз макушками, вырастали из земляного потолка. Волосы у каждой головы были разными, большинство были совсем лысыми, поэтому и смахивали на большие сливы. Голов была сотня, а может, и более, глаза и рты у них были закрыты, и в пещере, кроме слабого шума воды и звуков дыхания самой девочки, ничего слышно не было.