- Мне тут страшно одной, - впервые в жизни признаюсь младшему брату, которого привыкла оберегать от своей неуверенности. Но он уже давно повзрослел, а мне сейчас не до поддержания ошметков старшесестринского авторитета. - Мне очень страшно...
- Алëнка... - шепчет он, уже не скрывая дрожащего голоса. - Ты держись там, смотри! Мы тебя вытащим, будь уверена! - и добавляет неожиданную шутку на грани бреда: - Честное козлëнское, клянусь своим велосипедом!
У меня вырывается рваный смех с нотками истерики, и это неожиданно придает мне сил, разгоняя уныние и смертную тоску.
- Ты дурак, Вань? Звони давай Боярову...
- Да щас, щас, - чуть бодрее обещает он, услыхав мой смех. - Просто хотел развеселить тебя немного. Слушай, чтоб ты там не кисла, просто жди нас и думай о той дурацкой сказке со счастливым концом, хорошо? Она меня, конечно, всегда жутко бесила, но сейчас в самый раз... Как там было..? Алëнушка, сестрица моя, выплынь, выплынь на бережок, а то твой Бояров меня прирежет за то, что не углядел за тобой.
Я слабо улыбаюсь, и страх перед темным плеском воды отступает.
- Фантазер...
- Мы тебя вытащим, - твердо говорит Ванька. - Обещаю.
И связь обрывается.
Глава 34. Жива!
Кап-плюх. Кап-плюх... Кап.
Сижу в полной темноте, потеряв счет времени и слушаю этот назойливый звук с тупым безразличием. Холодина в шахте такая, что зуб на зуб не попадает, но оно и понятно. Снаружи демисезонно-промозглая ночь, а я в мокрой одежде.
Заболеть очень не хочется, поэтому я часто встаю на своей ступеньке и осторожно разминаюсь, чтобы согреться. Кручу поочередно в суставах то руки, то ноги, то шею, растираю себя во всех доступных местах и разгоняю кровь. Это помогает, но ненадолго... приходится всë начинать сначала, и так по кругу.
После того, как связь с Ванькой оборвалась, я не рисковала включать ни фонарик, ни экран. Просто тщательно вытрясла из корпуса воду, как могла, и погрузилась в долгое ожидание хоть каких-то новостей или событий.
Сколько уже я так сижу?.. Получилось ли у Ваньки рассказать всë Боярову? А может...
...может, меня уже вовсе не ищут и забыли о том, что в этом мире всë еще существует Алëна Клëнова?..
Последняя мысль совсем бредовая и противоречит любой логике, но в моем не вполне адекватном состоянии она почему-то возвращается с маниакальной настойчивостью.
Телефон в руках вдруг оживает оглушительной вибрацией, и экран вспыхивает сам. Короткий быстрый взгляд на него... и у меня подскакивает пульс.
«Боярка», - оповещает наименование абонента.
Это странное прозвище сейчас кажется мне самым замечательным, самым красивым и остроумным на всëм белом свете. Поспешно касаюсь дрожащим пальцем зелëного значка, чтобы принять вызов...
Сенсорный экран не реагирует.
Я тыкаю в зеленый кружок снова и снова, но без толку. Что же делать?!
Смотрю с беспомощным отчаянием на светящуюся надпись. Ощущение такое, будто мне дали ключ от выхода, но оказалось, что путь к двери с замком преграждает обманчиво-прозрачная стена, которую не пробить и пушкой.
Когда последнее «вж-ж-ж» затихает в моих руках, я закрываю глаза. И чувствую, как по щекам быстро пробегает несколько капель влаги. Только что толку плакать? Надо заставить работать проклятый мобильник Борьки, а не расклеиваться тут!
Резко расправляю плечи и глухим, низким голосом приказываю себе:
- Соберись, тряпка! - а потом впечатываю кулак свободной руки в собственное бедро для надежности. Легкая боль в таком деле только помогает самоубеждению.
Как ни банальна эта фраза, но она срабатывает.
В голове проясняется, и теперь я хотя бы способна думать, а не сопли распускать. Конечно, в починке девайсов у меня каких-то особых знаний и опыта нет. Но зато я прекрасно помню, как наш айтишник в офисе частенько ворчал на сотрудниц. «Прежде, чем дергать срочную компьютерную помощь, перезагрузку надо делать..!» - цедил он, а потом крепко сжимал рот, в котором явно застревало нечто недосказанное, вроде «курицы тупые» или «юзеры недоделанные».
Что ж, почему бы и не попробовать его метод для чайников? Хуже точно не будет.
Я зажимаю кнопку выключения, и срабатывает перезагрузка. Экран погасает, потом вновь вспыхивает... а как только в верхнем углу появляются «палочки» связи, телефон вновь начинает жужжать и демонстрировать на светящемся прямоугольнике бесконечно прекрасное и любимое слово. Боярка.
Прикасаться к сенсорному экрану боязно. Вдруг опять не сработает, и последняя надежда будет разбита?
Но я всë равно больно закусываю губу, набираю в грудь воздуха и решительно впечатываю палец в зеленый кружочек с изображением телефонной трубки.
Слабая виброреакция на касание наполняет меня ликованием. Изображение на мгновение зависает, а затем мигает и открывает окошко текущего разговора.
- Привет, - сдавленно говорю я. Голос дрожит и не повинуется мне, несмотря на все попытки звучать увереннее.
- Жива! - хрипло выдыхает любимый голос вместо моего имени и повторяет тише, но с заметным надрывом: - Жива... Хорошая моя!.. Алëнка...
Бояров дышит в трубку тяжело, даже с каким-то сипением, как будто только что бежал изо всех сил. Причем не просто бежал, а делал это с какими-то дополнительными нагрузками.
У меня в горле стоит ком. Слëзы струятся из глаз уже непрерывным горячим потоком и обжигают холодные щеки. Зажимаю себе рот ладонью, чтобы не всхлипнуть, но сквозь пальцы всë равно прорывается отчаянное:
- Вася... Васенька... Я так тебя ждала!
И это признание словно плотину эмоций во мне проламывает. Я стискиваю мобильник с голосом Боярова обеими руками и горько, навзрыд плачу, выплескивая наружу весь ужас, который испытала за последние часы этого страшного дня без него.
Сквозь собственные рыдания слышу настойчивый зов Боярова. И моë имя, которое он произносит, кажется музыкой, наполняющей сердце пронзительным счастьем, густо замешанным на безумии.
Правда, хриплый голос в трубке звучит так, будто его обладателю физически больно.
- Алëна... - повторяет он глухо сквозь тяжелое частое дыхание, словно тяжелораненый зверь в агонии. - Всë будет хорошо... не плачь! Всë... будет... хорошо.
- Н-не могу, - мои зубы выбивают мелкую дробь, превращая всхлипы в завывания, а тело безостановочно трясет. - У меня н-нервы сдают!
- Потерпи, милая. Просто... еще... немного... потерпи... - Раздается очень длинный шумный выдох, и с каждым словом рваная речь Боярова становится чуть-чуть ровнее и немного крепче. Спокойнее. - Скоро я тебя вытащу. Хорошо?
- Х-хорошо.
- Расскажи о том месте, где ты находишься. Ты что-нибудь видишь вокруг?
Подчеркнуто будничный тон Боярова - пусть и несколько искусственного характера, - придает мне уверенности, гася внутреннюю истерику.
- Это... - Я быстро вытираю лицо локтем и машинально оглядываю тьму вокруг. Из носа нещадно течет. - Это старая затопленная шахта. Когда еще было светло, наверху было видно отверстие... но оно слишком маленькое, чтобы выбраться. И тут старый коридор... только он разрушен... - Шмыгаю носом и, перейдя на лихорадочный шепот, боязливо признаюсь: - Я чувствую себя тут замурованной, Васенька, понимаешь? Эти стены так давят... как будто меня камнями завалило... и тут так страшно, как будто я осталась совсем одна в этом мире...
- Не думай об этом, милая, - быстро говорит Бояров. - Лучше выполни одну мою очень важную просьбу, пока мы тебя ищем.
- К-какую просьбу? - растерянно моргаю я.
- Посчитай для меня семьсот семьдесят семь непослушных серых козлят, которые прыгают через лужу и машут хвостиками. А если они закончатся раньше, чем я тебя обниму, пригони к луже еще одно стадо. Только не серое, а белое. Можно, конечно, и зелëное, но козлят такого цвета не бывает.
Мой лëгкий ступор от странной просьбы переходит в звонкий смешок, который быстро превращается в короткий вымученный полусмех-полурыдание. И обрывается от горького спазма в горле.