Алёша Карпов
Дорогие ребята! Вы, возможно, слышали о Карабаше, о старинном заводе цветной металлургии на Урале? До Октябрьской революции этот завод принадлежал иностранным капиталистам. Если когда-либо вам доведется побывать в тех местах, не забудьте пройти в поселок Саймановск, на площадь Павших борцов, и поклониться скромному памятнику светлой памяти 96 товарищей, похороненных там…
На заре революционных битв эти люди бесстрашно выступили на борьбу за свое и за наше с вами счастье.
Многие из погибших только еще начинали жить. И ни один из них не просил у врага пощады. Ни один не склонил головы и не дрогнул перед страшной судьбой. Они погибли, но навсегда остались живыми в нашей памяти.
Если ударить сталью о кремень — он не сдастся, но ответит горячей искрой. Так и человек проверяется добыванием огня… Скромные труженики — дети своего великого класса — в годину суровых испытаний они оказались крепче кремня и стали. Поэтому забвение — не для них.
С уважением, с безграничной любовью автор посвящает им эту книгу.
АВТОР
Глава первая
Обуви у Алеши так же, как и у многих его сверстников, деревенских мальчишек, не было, но как усидишь, когда в окно заглядывает весеннее солнце, а веселая ватага товарищей уже пускает по ручьям наспех сделанные «кораблики», устраивает водяные мельницы. Босоногая команда с криком и гиканьем бегала по улице, перепрыгивая с доски на доску, с бревна на бревно. Увлеченный игрой, Алеша не заметил торчавшего в бревне гвоздя и со всего разбегу напоролся на него. Прикусив от боли губу, он отдернул ногу и прямо по воде, по снегу и грязи, оставляя кровавый след, побежал домой. В избу он не зашел, а залез под крыльцо, забился там в угол, крепко зажал рукой рану и так просидел до самого вечера. Только когда стемнело, он осторожно пробрался в избу, лег на печь и, не ужиная, уснул.
На следующий день Алеша не пошел на улицу. Бабушка с тревогой щупала его лоб.
— Жар, ровно огонь…
А еще через два дня подняла утром рубашонку, подозвала мать и показала пальцем на живот.
— Корь.
Мать ничего не сказала, заплакала и принялась устраивать сыну постель.
Началась борьба со смертью.
Собравшиеся знахарки долго решали вопрос: отчего у больного пухнет нога? Маиха приписывала это неисповедимым путям господа бога. Шувалиха доказывала, что это вывих, и бралась немедленно его выправить. Тетка Аксинья советовала подождать и посмотреть, что будет дальше.
Когда бабушка Елена начала прислушиваться к советам тетки Аксиньи, почти соглашаясь с нею, Шувалиха взбунтовалась, наговорила ей грубостей и, громко хлопнув дверью, ушла.
Так прошло еще несколько дней. Алеша стонал и плакал. Ему казалось, что в его ноге сидит кто-то маленький и сверлит ногу, как дедушка дырки для чекушек. Когда боль становилась совсем нестерпимой, он кричал и просил, чтобы убрали сверло.
Встревоженная бабушка испуганно шептала:
— Господи, что же это такое, как будто в уме, и вроде рехнулся…
Тетка Аксинья, посмотрев ногу, покачала головой и, стараясь не смотреть на больного, прошептала:
— Еленушка, как бы Антонов огонь не был.
На следующий день мать взяла у тетки Аксиньи лошадь и к полудню привезла из больницы фельдшера — Анкудина Анкудиновича Белькейкина.
Высокий, грузный, с клочьями растрепанных бровей, нависших над остекленелыми глазами, с острыми скулами, большим, покривившимся в правую сторону носом, Анкудин Анкудинович пугал своим видом не только детей, но и взрослые его побаивались.
Когда телега подъехала к дому, бабушка заметалась по комнате, схватила табуретку и то в одно место ее поставит, то в другое, а потом подбежала к венику, стоявшему в углу, и, сама не зная зачем, закинула его на печь. Пятясь к лавке, она шептала:
— Господи Иисусе, шутка ли — сам! Что-то будет?
Открывая дверь, мать с низким поклоном приглашала:
— Милости просим, проходи-ка, Акундин Ку-ку…мдиныч.
— Не болтай! — грубо оборвал мать рассердившийся фельдшер. — Анкудин Анкудинович, проще простого.
— А я то и говорю, — с трепетом в голосе сказала бабушка, низко поклонившись, чего же тут мудрить… А…а…Анкудин А…ман…манкинович.
— Тьфу. Одна другой дурней, и говорить с вами тошно, — еще больше рассердился эскулап и, махнув рукой, шагнул к Алеше. — Ну, где тут больной? Покажите…
Алеша застонал.
— Чего орешь? — закричал фельдшер. — Покажи-ка язык.