— Убить, гады ползучие, мальчишку хотели, — сжимая кулаки, выругался Михаил. — Мешает он им. Единственный свидетель. В больницу молока принесли с ядом. Отравить думали. Хорошо, что Федор сначала кошку напоил.
— Все ли, товарищи, ясно? — хмуро спросил Нестер. Ему никто не ответил. Сидели, низко склонив головы. Как ни сильна была вражда между рабочими и хозяевами, однако никто не ожидал, чтобы они решились на такую зверскую расправу с шахтерами.
— Мерзавцы! Палачи! Перебить их за это мало! — срываясь с голоса, закричал Саша Кауров. — Народ поднять нужно, пусть он с ними расправится. Сколько еще смотреть будем!
— Правильно! — согласился Нестер. — Простить им этого нельзя ни в коем случае! Я думаю, что теперь все ясно. Пришло время развернуться и дать им по зубам.
— Конечно, ясно, чего тут мусолить? Решать надо, — предложил Еремей.
— Ну, что же. Давайте будем решать, — согласился Нестер. — Мне кажется, что лучше всего будет, если мы проведем собрание и там расскажем рабочим, почему погибли одиннадцать наших шахтеров, и прямо укажем, кто в этом виноват. Мы должны добиться освобождения из тюрьмы товарища Папахина и заставить хозяев обеспечить семьи погибших шахтеров пенсиями. Пора показать Уркварту нашу силу.
— Разозлятся рабочие, как бы самосуд не устроили, — озабоченно заметил Маркин.
Нестер беспокойно посмотрел на Данилу.
— Самосудом мы ничего не добьемся, только вызовем напрасные жертвы. У нас впереди два дня. Надо разъяснить активу нашу задачу.
— Листовку бы выпустить, — предложил Саша Кауров.
— Правильно, — одобрил Нестер. — Момент для выпуска листовки сейчас самый подходящий. Вот в ней и расскажем товарищам, как нужно сейчас действовать.
Глава двадцать восьмая
В воскресенье, в неурочное время, на заводе загудел главный гудок. Родившись над котельной завода, он разносился на десятки верст, тревожа и поднимая людей.
Петчер, Рихтер и пристав Ручкин удили на середине озера рыбу. Когда гудок долетел до озера, управляющий взглянул на часы и вопросительно посмотрел на Рихтера. Тот пожал плечами:
— Не пойму, в чем дело?..
— Может, пожар? — тревожно спросил пристав.
— Нет, — ответил Рихтер. — При пожаре не так гудят. Отрывисто. Это что-то другое.
Но вскоре гудок замолк, и рыболовы продолжали свое занятие.
Предупрежденные о собрании рабочие, заслышав гудок, валом повалили на заводскую площадь. Откуда-то прикатили телегу, положили на нее доски. Это — трибуна. Первым на телегу поднялся Шапочкин. Увидев Валентина, толпа одобрительно загудела, захлопала в ладоши, кто-то закричал «ура».
— Побелел-то как, смотрите, а еще на той неделе я его видел — черный, как смоль, был. Вот диво! — недоумевал рослый, с воспаленными глазами, черным опаленным лицом и такими же черными руками кочегар.
— Побелеешь небось, — снимая кепку, горько вздохнул сосед кочегара. — Трое суток в могиле сидели. Все они теперь такие. Не только головы, но и бороды, как лунь, стали.
— Н-да. Угощают нас хозяева на всю заслонку, — помрачнел кочегар. — Чего только они не могут над нами сделать? Захотят голодом морить — морят. Убить вздумают — кончат и глазом не моргнут. Жизня называется!
— А все потому измываются, что молчим мы, — с гневом ответила пожилая работница. — А дать бы им как следует, сразу другой коленкор был бы.
— Товарищи! — послышался простуженный голос Валентина. — Не пора ли открывать собрание? Кого председателем изберем?
— Да тебя и изберем! — громко закричала работница.
— Шапочкина! Шапочкина!.. — поддержали в толпе.
Валентин попытался отказаться:
— Может, кого другого? Неудобно как-то.
Толпа ответила криком. Валентин махнул рукой.
— Ладно.
По приглашению председателя на подмостках появился Саша Кауров. Шум в толпе постепенно утих. Но Саша молчал. Он волновался. Впервые Саша выступал на таком многолюдном собрании и хотелось выступить как можно лучше. Наконец, он сделал шаг вперед.
— Дорогие товарищи! — зазвенел над площадью его голос. — На днях нам пришлось еще раз быть свидетелями, а некоторым — жертвами подлого преступления наших хозяев. Я хочу рассказать вам правду о том, что в действительности случилось на Смирновской шахте.
Он остановился, вынул из кармана небольшую книжечку, переложил ее из руки в руку и, не читая, продолжал: