Разбудил меня Тихон, с камня рухнувший, да дрожь скалы подо мной.
– Пожаловало племя басурманское, – сказал дядька, сжимая кулаки.
Я ахнул и забрался на камень, чтобы рассмотреть получше.
По тропе скакали басурмане. Те, что впереди ехали, самого Тугарина в паланкине несли. Он был огромен, высок и широкоплеч. Чёрные как смоль волосы и усы до самой груди свисали. А за спиной Тугарина торчали рукояти двух сабель.
Там, где войско проходило, свет дневной мерк и на небо туча чёрная набегала. А под копытами их лошадей земля дрожала на версту вокруг. Тугары встали у указателя с золотом, помедлили мгновение и прямиком к горе направились.
– Иго чёрное. Недолго им пировать осталось, – сказал я злорадно. – Сейчас отведают силушки богатырской!
Тугары скоро до пещеры добрались и внутрь зашли. Я спрыгнул и в камень руками упёрся. Тихон тоже в стороне не остался, и принялись мы вдвоём толкать. Но как ни тужились, камень, который я намедни один катил, даже вдвоём мы сдвинуть не могли. Неужто тугар испугались да от страха ослабли? Я уж и спиной упирался, и плечом, но безуспешно.
Тут я переживать начал. Неужто весь план наш псу под хвост пойдёт? Но вдруг я заметил, как с нашей стороны под камень букашка заползла и лапками упёрлась. Истину говорят: когда дело правое делаешь – сама природа-матушка помогает. Камень сразу поддался и с обрыва вниз рухнул. Я выглянул из-за края. Камень так надёжно пещеру запечатал, что ни щёлочки басурманам не осталось.
Тихон довольно руки потирал.
– Ага, отведали силушки богатырской! – обрадовался я и от большого чувства ногой топнул. Но не вспомнил я тогда про удаль свою богатырскую. Гора под моим сапогом затряслась, камень сдвинулся и вниз по склону покатился. Прямиком к городу! Басурмане с гиканьем повалили наружу, но нам с Тихоном было уже не до них.
Мы бросились камень догонять, но куда нам! Тот запрыгал по холмам: высоко взлетал и с огромной силой вниз обрушивался. Мы с Тихоном встали как вкопанные. Разинув рот, мы смотрели, как камень падает на городские ворота и снова взлетает. Один за другим он смял избы, сараи и колодцы и наконец рухнул на церковь. Я похолодел. Там же весь люд ростовский собрался! Неужели я своими руками народ свой погубил? Я припустил к городу, и Тихон за мной.
Но тут камень треснул и разлетелся на мелкие камушки, открывая целёхонькую церковь. Двери церковные распахнулись, и вышел мой отец, стуча половником о таз заместо колокола. За ним остальной народ наружу повалил, и все как один ахнули.
Да, тяжёлая картина им открылась. От домов одни обломки остались. А ворота городские, которые мы только после тугар на место поставили, вовсе в щепки разнесло.
Мы с Тихоном как раз успели до церкви добежать. Все взгляды на нас обратились. А нам и сказать было нечего.
– Да на кол их посадить! – крикнул кто-то из толпы.
Мы с Тихоном ахнули.
С уходом Тугарина небо прояснилось, но на душе у меня было пасмурно. Губить нас с Тихоном не стали – всё же намерения у нас были добрые. Но бока намяли знатно. И у реки за городом пару кольев вбили – для устрашения.
У той реки и уселись мы с Тихоном, спинами к кольям прислонившись. Не хотелось мне в город возвращаться, слышать, как люди обо мне судачат. Да и стыдно было – столько хвалился, а в итоге только хуже сделал. Эх!
Сидели мы с Тихоном молча, ноги в реку опустив. В сапоги мне вода затекла, но я её и не заметил даже. Не до того было. Тяжёлые думы меня одолели.
– Смотрю на народ наш и удивляюсь, – затянул Тихон. – Откуда у них столько злости?
– Это они из-за золота так расстроились, точно тебе говорю, – вздохнул я.
– Да, золото портит людей, – глубокомысленно произнёс Тихон и налепил мне на лоб холодную тряпицу, смоченную в реке.
Хоть я и знал, что дядька утешить меня пытался, но не мог я с ним согласиться. Чего людей винить, когда я один всё испортил? Нет, так дело не пойдёт. Чем сидеть и горевать, лучше ошибку свою исправить. Разве нет у меня чести богатырской?
Я ещё немного поразмыслил и наконец решился. Поднялся на ноги и тряпицу со лба в реку бросил.
– Так вот, Тихон! Покуда золото да имя своё доброе не верну, мне в городе делать нечего. – Я нагнулся, чтобы воду из сапога вытряхнуть. – Прощай, Тихон.
– Да... Да как же я тебя, Алёшенька, одного отпущу? – забеспокоился Тихон. – Батюшка с меня голову снимет!
Хоть и жаль было тревожить отца и мать, не мог я так всё оставить.