Когда маркиз д’Аббан сконструировал первое судно с паровым двигателем, император Наполеон жестоко насмеялся над изобретателем. «Я его и знать не хочу! – расхохотался Наполеон. – У этой коптильной бочки нет будущего!» Сейчас император, окажись он на борту «Анхольта», взял бы поносные слова обратно.
– ...датские пироскафы – самые пироскафные в мире!
Неслышно подошла Пин-эр, запахнула халат, встала за спиной Эрстеда. Тот кивнул в сторону каюты, где остался Волмонтович. Девушка молча пожала плечами. Слов не требовалось. Да никто бы их и не услышал. Свист и рев катились над замершим в ужасе Эресунном.
Еще миг – и Нептун встанет из пучин, рявкнет басом: «Ужо я вас!» – карая тех, кто посмел бросить вызов повелителю морей.
Пироскаф шел курсом на Мальстрем.
Сцена четвертая
Эльсинор
1
Громоотвод Бенджамена Франклина притягивает молнии, ибо таково его свойство. С этим не поспоришь. Да и как? Слова – сотрясение воздуха, а когда из вполне реальной тучи грянет конкретный разряд...
Андерс Сандэ Эрстед притягивал неприятности. Это тоже было совершенно очевидно и очень ощутимо. Скромный Торбен Йене Торвен, и в мыслях не пытаясь равняться с командиром, обладал сходным качеством. Но свои беды Зануда расхлебывал, как правило, лично. Неприятности же Эрстеда-младшего отличались таким масштабом и степенью привлекательности, что ими занимались все подряд – начиная от Эрстеда-старшего и заканчивая королем Фредериком.
С Его Величества все и началось. После окончания несчастливой войны Андерс Эрстед, молодой и успешный юрист, герой сражений и орденов кавалер, был назначен в Королевский Совет. Не дав себе труда осмотреться, новый советник потребовал ни мало ни много – ввести в патриархальном отечестве конституцию.
Заранее разработанный проект лег на стол в высочайшем кабинете.
О дальнейшем говорят разное. Сцену разрубания стола монаршей шпагой можно смело отнести к легендам. Но отчаянные крики венценосца слышал весь Амалиенборг. Что именно кричал король, предпочитают не уточнять.
Не при дамах...
Через три дня бывший советник покинул Данию. Вот тут-то и начались проблемы для окружающих. Андерс оставил в родном Копенгагене не только короля, бледного от гнева, но и собственную юридическую контору. Губить успешное дело? – жалко. С другой стороны, как выжить без создателя и руководителя, чье имя у датчан на слуху?
Выход предложил Зануда. Съездил в Гольштейн, нашел толкового и абсолютно нищего юриста. Вскоре контора «Эрстед и фон Эрстет» возобновила работу. Отсутствие хозяина не афишировалось, клиенты же быстро привыкли к новому «Эрстеду». Для зарубежных контрагентов вообще ничего не изменилось:
«Андерс Эрстед защитит ваши интересы в Королевстве Датском!»
Король, и тот оценил идею – привлек юристов конторы для переговоров о чрезвычайном займе у Ротшильдов. После их успешного окончания фон Эрстет получил орден, а контора – право именоваться: «Юристы Его Величества». Сам Эрстед-младший находился в ту пору где-то в Латинской Америке и награжден не был, но ни капельки не расстроился.
К своему крайнему изумлению, Зануда оказался в списке удостоенных. От ордена отказываться не стал, но никогда не носил, даже по торжественным дням. Историю с «Эрстедом и фон Эрстетом» он вспоминал часто, с удовольствием, как пример успешного решения проблемы. Чистая работа, даже пистолет не пришлось доставать.
С иными неприятностями Андерса Эрстеда дело обстояло много хуже.
Мокрая плеть ветра хлестнула по лицу.
– Rassa do!
Пироскаф резал носом пену, похожую на снежный буран. Корабль дергало, бросало из стороны в сторону. Но храбрец-«Анхольт» не сдавался. Вперед, вперед, вперед! Зануда трижды успел пожалеть о язвительных словах в адрес героического пироскафа. Труба – не красавцы-паруса, только в нашей передряге парус годится в лучшем случае на саван. Шведы-рыбаки, кажется, в этом уже убедились.
Requiem in pacem, [11] соседи!
Он оторвал взгляд от кипящего ада. Полковник был, как всегда в «пиковой» ситуации – Андерсом-тараном, Андерсом Вали-Напролом. Юрист исчез, проснулся вояка, затосковавший от безделья. Скулы – утесами, взгляд – пулей навылет.
«Что-то скучно стало, юнкер!»
Китаянка...
Женский пол служил для Торвена неразрешимой загадкой. Порой он впадал в ересь Аристотеля Стагирита, считавшего, что мужчины и женщины – разные биологические виды, живущие в симбиозе. С мужчиной ясно: руки, ноги – и душа от Создателя. В женщине присутствовало еще нечто, причем вряд ли от Бога. С фрекен Пин-эр гере Торвен не рискнул бы гулять по бульвару – даже днем, даже с пистолетом в кармане.
На миг примерещилось: оскаленная пасть, клыки в клочьях пены, но не белой, а желтой, песьи глаза, красные от бешенства, черное небо, язык с капельками слюны. Святой Кнуд и Святая Агнесса! – как говорит Его Величество...
Пироскаф тряхнуло.
Колеса зависли в воздухе, дрогнула труба. Пальцы Андерса выпустили поручень. Китаянка успела – обхватила за плечи, не дала упасть. Торвен перевел дух, мысленно извинившись перед Пин-эр.
Негоже воспитанному современному человеку грезить пустой чертовщиной. Девушка как девушка – симпатичная, на вид здоровая, даже очень. Молчунья? – значит, скромница. Для мужа – лучше не придумать. А что Хансом Христианом в стену запустила, так поэт сам виноват. Деликатнее надо с иностранками.
Соленая вода угодила в рот.
Закашлявшись, Торвен с трудом сглотнул – и вдруг понял, чего ему не хватало в последние годы. Перчику, острого перчику, юнкер! Если сейчас палуба уйдет из-под ног, он пожалеет разве что о так и не состоявшейся беседе со знакомцем-офицером. Слышишь, литография? Пенсия очень помогла бы длинноносику-поэту. Дело не в деньгах – друзья бы скинулись, изыскали средства. Звание королевского пенсионера само по себе – клад. Одно дело – «какой-то поэт», бродяга в дырявых штанах.
Совсем иное – пиит Его Величества...
Вода брызнула в глаза. Он зажмурился, перетерпел соль. Ерунда! Вода – не пламя, не Огонь по фамилии Гамбьер. «My baby! My sweet baby...» Тьфу ты, вспомнилось! Едкая дрянь – соль пролива Эресунн!