Зеркальцев вел машину, чувствуя абсолютную с ней гармонию, когда она откликалась не на повороты руля, не на слабые прикосновения рук, а на его мысль, на легкий поворот его зрачков. Машина видела его глазами, дышала его грудью, откликалась на мир его мыслью. Он испытывал удивительную свободу, счастливую легкость, сладостную необремененность. Город, от которого он удалялся, был прошлым, которое его отпускало. Бесчисленные встречи, знакомства, любовные приключения, обязательства перед журналами и радиостанциями, неотложные дела и неотменяемые свидания – все это отлетало, освобождало его. Будущее, в которое он стремился, еще не захватило его новыми знакомствами, обязательствами, коллизиями, которые впутают его в новую сеть отношений, – это будущее еще не настало, было зарей, струящимся асфальтом, травяным проносящимся полем.
И от этого легкость, свобода, почти невесомость счастливого помолодевшего тела, подхваченного восхитительным полетом.
Городки и селения попадались все реже, и их вид был все беднее, несчастнее. Зеркальцев испытывал больное недоумение, его эстетическое чувство страдало, строения были уродливыми, закопченными, неухоженными, и он старался их быстрее проехать. Снова вырваться в поля, алые опушки, синие от цветов бугры, золотые и сизые бурьяны на невспаханных полях, которые казались первобытной богатырской степью.
Несколько раз он останавливался, и тогда струящиеся, как разноцветный шелк, поля и размытые темно-зеленые леса превращались в сочные фиолетовые соцветья люпина, в муравейник с шевелящимся мерцающим скопищем, в иголку сосны, которую он надкусывал, чувствуя горький смоляной аромат.
Вскоре селения совсем пропали, и по сторонам шоссе потянулся сплошной угрюмый, на долгие километры лес. Иногда на обочины выходили одинокие люди в косматых одеждах, поставив перед собой ведра с грибами и баночки с ягодами. В одном месте стоял прилавок, и на нем были вывешены лисьи и волчьи шкуры, красовались головы медведей, оскаленных волков, рогатых оленей. И было странное чувство, что люди, некогда населявшие города и села, одичали, ушли в леса и теперь живут в шалашах и землянках, кормясь грибами и ягодами, занимаясь бортничеством и звероловством.
Шоссе было почти свободным от легковых автомобилей. Лишь мчались в обе стороны громадные гудящие фуры, напоминавшие стада бизонов, и шоссе было продавлено их тяжелыми колесами.
Пустыня лесов и полей, отсутствие селений и признаков человеческой жизни придавали пространствам инопланетный характер. И среди этого безлюдья, на двух столбах, по обе стороны дороги промелькнули два напыщенных портрета. Президент Арнольдов и премьер Хлебопеков, глядящие один на другого надменно, с яростными презирающими глазами, похожие на бойцовых петухов.
Настало время выйти на связь с Москвой и передать в эфир свой первый репортаж.
Он увидел проселок, взбегавший на холм. Свернул, достиг вершины, по которой бежали волны зеленой травы, качались нежные колокольчики и ромашки. Поодаль виднелись развалины какой-то деревни, просевшие крыши, зиявшие черные окна. Он достал телефон и вышел на связь. В Москве ему были рады. Некоторое время он слышал музыку и слова ведущего, который возвещал о его появлении в эфире. И он, оглядывая близкие травы, далекие синие леса, высокие летние облака, стал вещать:
– На этот раз меня окружают не ажурные конструкции автосалона, а русские летние травы. Не роскошные модели знаменитых автоконцернов, а полевые цветы, на одном из которых шевелится шмель. Сюда, в эти русские просторы, меня домчал великолепный «Вольво-ХС90». Не стану расхваливать все удобства этой уникальной машины. Скажу, когда вы в нее садитесь, у вас возникает ощущение, что вы оказались в утробе матери, которое вы когда-то покинули. Набирая за первую секунду сто километров в час, я позволял себе развивать скорость в сто тридцать километров, благо не встретил ни одного поста ГАИ. Но красота и таинственная прелесть этой поездки не только в качестве великолепного автомобиля. Благодаря «Вольво-ХС90» вы моментально переноситесь из технотронной цивилизации, из мира рафинированного интеллектуализма и изысканных гедонистических наслаждений в первобытную доисторическую Русь, населенную неведомыми племенами, которые ходят в шкурах, изъясняются на языке, лишенном согласных, ударяются оземь, превращаясь в волков, оленей, медведей. Таковы мои первые впечатления о России сокровенной. До встречи. С вами был Петр Зеркальцев.