Паша Гассан струсил и начал сгонять всех пленников в порт на работы по укреплению подступов с моря.
Несколько тысяч человек согнал он и из своих и из чужих тюрем. Для такого случая раскрылись даже двери мазморр, и Сервантес вышел с другими.
Пленников поднимали в пять утра и палками гнали в порт. Здесь они таскали огромные камни, складывали стены, копали рвы.
В полдень раздавали тухлый рис и позволяли полчаса отдохнуть в тени. Потом опять становились на работу, до первых звёзд.
Сервантеса уже знали все. Его называли «героем пещеры». К нему приходили поделиться, рассказать о своих бедах, попросить совета.
Здесь, в порту, у Мигеля была возможность познакомиться с пленниками всех тюрем.
С французами и итальянцами он сговаривался на «франкском» языке — смеси итальянского, французского и испанского. На этом языке говорили все пленники, и его понимали все арабы и турки в Алжире.
И новый план, гораздо более широкий и смелый, чем прежние, начал складываться в голове Мигеля.
Как-то в дневной перерыв Мигель с Исахаром не пошли отдыхать, а бродили по берегу.
Небольшая пиратская галера стояла недалеко от мола. Она только что подошла к берегу, и надсмотрщик обходил гребцов, отбирая вёсла.
Исахар с Мигелем подошли совсем близко к галере.
У ближнего борта сидел рослый негр, прикованный к скамейке. Он поднял голову и тупо посмотрел на мальчика.
Вдруг что-то мелькнуло у негра в глазах. Он приподнялся на скамье.
— Ньянго! — глухо сказал негр.
Исахар вздрогнул и побежал к самому краю, к воде.
— Аттай! — отчаянно закричал Исахар, протягивая руки. — Аттай!
Исахар узнал отца и звал его на своём родном языке.
— Ньянго! — повторил негр, привстав. Это было имя Исахара на языке его родного племени. — Ньянго!
Негр натянул цепь, приковывавшую его к скамейке, точно пробуя порвать её.
Надсмотрщик подошёл к негру, хлеснул его бичом по плечам и нагнулся, чтобы взять весло.
Но негр поднялся и выпрямился во весь рост. Как бык, нагнув голову, он размахнулся веслом, и надсмотрщик отскочил.
На турецких галерах все три гребца на скамейке гребут одним громадным веслом. Оно так велико, что три человека с трудом поворачивают его в воде.
Тяжёлое весло стало грозным оружием в чёрных жилистых руках.
— Ринго! — рычал негр, свирепо замахиваясь на надсмотрщика.
Вёсла, точно по команде, поднялись на обоих бортах.
Рыча, как псы, люди вставали, разбивали цепи, перепрыгивали через борт и плыли к берегу.
Это был бунт. Растерявшаяся команда сбилась на корме.
На помощь команде пришла береговая стража. Янычары, на ходу вытаскивая свои кривые кинжалы, бежали наперерез гребцам.
— Бейте чёрных собак. Бейте нечистых! — кричали янычары.
— Не допускать дальше! Перерезать путь! Изловить по одному! — командовал прибежавший откуда-то начальник.
Негр, отец Исахара, продолжал гоняться за надсмотрщиком. Надсмотрщик метался по палубе, убегая от настигающего его весла. Но кто-то из команды навёл на негра мушкет.
— Аттай! — отчаянно закричал Исахар, порываясь броситься вплавь. — Аттай, скорее сюда!
Отец повернулся к берегу, подскочил к борту, но в эту секунду грянул выстрел, и негр с простреленной головой свалился в воду.
Мигель потащил кричавшего Исахара подальше от галеры. Стража на берегу сгоняла пленников, чтобы они помогли перерезать путь взбунтовавшимся гребцам и не пустить их дальше в город.
Но пленники с тяжёлыми молотами, кирками, ломами и просто камнями в руках начали перебегать к гребцам; осмелев, толпа уже напирала на янычар и захватывала выходы из порта.
Сам, не зная как, Мигель через минуту, потеряв где-то в толпе Исахара, уже кричал вместе со всеми, бегал, распоряжался, носил камни, таскал брёвна и заваливал устье одного из узких переулков, ведущих в порт.
Пленники захватили весь порт. Они облили смолой наваленные у выходов брёвна и подожгли их. Они обезоружили команду на нескольких галерах, стоявших у пристани, а некоторые, подогадливее, уже бежали к арсеналу, где было сложено оружие.
Это был уже не бунт. Это начиналось восстание.
Но начальник опомнился и вовремя вызвал подкрепление. Несколько полков подоспело из города. Пленников заперли в порту, усмирили, развели по тюрьмам.
Бунт не привёл ни к чему. Но этот случай показал Сервантесу, какую силу могли бы представить собой те же пленники, если бы их всех подготовить, организовать, сплотить.