— И имя? Ты называл ему и имена?
— Только ваше, дон Мигель, и то невзначай… Он ведь никому не расскажет, дон Мигель, ведь тайна исповеди…
— Что ты наделал, ах что ты наделал, Габриэль! — схватился за голову Сервантес. — А своё имя монах тебе назвал?
— Да, дон Мигель, он сказал, что его зовут Бланко де ла Пас.
Полумёртвый пришёл Мигель в тот день к доктору Созе.
— Может быть, ещё не всё потеряно, — сказал Соза, выслушав Мигеля. — Может быть, Бланко не пойдёт выдавать нас паше.
Они долго совещались в углу двора, а вечером Сервантес пошёл по всем тюрьмам с распоряжениями.
Вся масса пленников должна была думать, что ничего не изменилось. Отъезд не откладывался, и все приготовления велись по-старому. Но одного доверенного пленника в каждой тюрьме, начальника каждого маленького тюремного штаба, Сервантес посвятил в опасность, которой подвергался их заговор. Они должны быть готовы к тому, что в самую последнюю ночь перед отплытием по условному знаку отъезд будет отменён.
Весь тот день и следующий за ним Сервантес с трепетом ждал каких-либо распоряжений паши: пыток, допросов…
Но паша был покоен. Может быть, он действительно ничего не знал?
Так началась игра в кошку и мышку.
Глава двадцать четвёртая Игра в кошку и мышку
Прошло двенадцатое, четырнадцатое — паша не проявлял никакого беспокойства. Настал вечер четырнадцатого. Габриэль был вечером в порту, обошёл прилегавшие улицы.
— Всё спокойно, — сказал Габриэль Сервантесу. — В порту обычная охрана, в казармах спят, никаких приготовлений. Паша ничего не знает.
— Я пойду ночью ещё раз, Габриэль, — сказал Сервантес.
Когда город затих и успокоился на ночь, Мигель вышел на улицу.
Было черно и тихо. Резкая, как совиный крик, перекличка стражи доносилась из верхнего города. Сервантес прошёл почти ощупью, в полной темноте, крытым переулком и, крадучись вдоль стен, начал пробираться к улице, ведущей в порт.
На повороте его едва не сбили с ног. Несколько теней бесшумно проскользнули мимо него и скрылись за углом. Сервантес притаился в углублении стены и замер.
Минуту спустя ещё несколько янычар, осторожно ступая, прошли мимо.
Через правильные промежутки времени так прошло мимо Сервантеса по узкому переулку Казбы пять или шесть партий солдат.
Сервантес не решился пойти в порт этим же переулком. Вспомнив, что есть ещё один, кружной ход, он неслышно отделился от стены и пошёл назад. Он прошёл по пустынной площади базара, мимо запертых лавок, к полуразрушенной каменной стене, через дыру в стене пробрался в ров и пополз по дну рва.
Ров упирался в глухую заднюю стену низкого полукруглого здания. Это был арсенал; фасад его выходил в порт. Здесь хранилось оружие.
Двери арсенала всегда были плотно закрыты, маленькие окна темны.
Сервантес встал, чтобы обойти здание сбоку и попасть в порт. Вдруг ему показалось, что внутри здания он слышит какое-то движение. Он дошёл до угла и осторожно выглянул.
Низкая дверца арсенала открывалась и закрывалась; в неё, согнувшись, осторожно входили люди по трое, по четверо.
За двадцать минут в дверь вошло на глазах у Сервантеса человек пятьдесят, не меньше.
Всё было ясно. Бланко предал пленников. Паша был предупреждён и готовил удар.
План паши был прост. Чтобы не спугнуть заговорщиков, он нарочно до сих пор не подавал вида, что знает что-либо, а ночью стягивал силы в порт. Здание арсенала находилось как раз возле места стоянки галеры Хирона. Паша хотел дать пленникам возможность собраться на судне и перед самым отплытием напасть на них. Тогда все главные зачинщики разом будут у него в руках.
Той же дорогой, через базар, Сервантес вернулся в город.
В ту ночь под стенами всех тюрем Алжира бодрствующие пленники слышали троекратный крик филина и ответили тихим условным свистом.
Отплытие галеры отменялось. Паша расправит когти, чтобы нанести удар, но опустит лапу на пустое место.
Обойдя все тюрьмы, Сервантес направился к своей собственной, но скоро замедлил шаги и остановился.
Когда паша узнает, что его план сорван, он прежде всего набросится на тех заговорщиков, чьи имена ему уже известны.
Он будет пытать их, пока не узнает имён остальных.
Внезапная слабость, человеческая слабость и страх охватили Мигеля. Он сел на плиты мостовой у чьей-то стены. Он уже был раз на допросе у паши. У него не хватит сил пойти ещё раз.
Мигель так и провёл там ночь, на плитах, под стеной чужого дома. Утром встал и пошёл, сам не зная куда.
Он бродил так до полудня и сам не заметил, как забрёл в богатый западный квартал города, более тихий, чем другие.