Выбрать главу

— Много будет нам работы завтра, Али, ох, много работы! — сказал один.

— А почему? — лениво опросил другой.

— На завтра паша назначил допрос всех пленников из Львиной тюрьмы. Заговор открылся там, но главный зачинщик сбежал, и паша хочет вырвать у пленников имена остальных заговорщиков. Он будет допрашивать, пока не узнает. Если не узнает, будет казнить и вешать через десятого.

Сорвавшийся со скамейки камешек упал и покатился по плитам мостовой. Турки повернули головы. Сидевший к ним спиной человек в плаще поспешно встал и пошёл по направлению к дворцу Гассана.

Глава двадцать пятая Упрямый испанец

Паша сидел на низком троне, на ковровых подушках.

По диванам, рядом с ним, поджав ноги, сидели советники и приближённые.

Слуги, янычары и просто зрители толпились вокруг.

Недавно сколоченная виселица стояла неподалёку.

На этот раз паша открыл доступ всем в крытый двор своего дворца. Он хотел устроить праздник из этого допроса-поединка, в котором победить мог только он один.

Сервантес Сааведра, в рубище пленника, в цепях стоял перед ним.

— Ты сам, своей охотой, пришёл поговорить со мной, однорукий? — начал паша.

— Да, господин, — отвечал Сервантес.

— И готов отвечать на все мои вопросы?

— Готов, господин.

— Хорошо. Скажи: кто главные зачинщики заговора?

— Я один, господин.

— Ты один уговорил всех, добыл денег на постройку судна?

— Я один, господин.

— Однорукий, ты пришёл сюда смеяться надо мной?

Паша сделал знак, и слуга-негр перекинул через перекладину виселицы верёвку с петлёй на конце. Ахмет, телохранитель паши, подскочил и набросил петлю на шею Сервантеса.

— Вот так ты будешь разговорчивее, — миролюбиво сказал паша. — Начнём сначала: ты один задумал и выполнил этот дьявольский заговор? Ты захотел лишить меня моих пленников, моих кораблей? Ты весь мой город хотел возмутить против меня? У тебя не было сообщников?

— Не было, господин.

— Натяните верёвку!

Негр потянул свой конец верёвки, и петля крепко сдавила горло Сервантеса.

— Ну, говори: кто был с тобою?

Сервантес отрицательно мотнул головой.

— Говори или через секунду ты будешь болтаться там, наверху!

Паша указал на перекладину. Сервантес молчал.

— Натяните крепче верёвку!

Петля стянулась туже и перехватила горло так, что кровь хлынула к глазам и вискам Мигеля. Он ступил шаг назад и качнулся, едва удержав равновесие. Ему казалось, что земля уже уходит у него из-под ног. Он ступил ещё один шаг и, расставив ноги, крепко упёрся ими в землю.

— Скажешь? — снова спросил паша.

Сервантес мотнул головой.

— Крепче верёвку…

Толпа дрогнула. Глаза пытаемого налились кровью.

— Сейчас заговорит! — крикнул Ахмет.

Сервантес, казалось, действительно хотел заговорить.

— Ослабьте ему верёвку! — заторопился паша. — Говори, однорукий!.. Я дам тебе всё, что попросишь. Говори, были у тебя сообщники?

— Да, были, — выдохнул Сервантес.

— Растяните ему петлю! Подойди ближе! Называй, кто? Говори, сколько?

Сервантес помолчал, шатаясь.

— Четверо, — сказал он.

Толпа замерла. Он заговорил!

— Луис де Гарсия… — начал Сервантес.

— Ещё, ещё!

— Томас Солано, Алонсо де Наварра, Рафаэль де Рапита.

Толпа зашумела.

Это были имена четырёх знатных и богатых пленников, которые ровно за три недели перед тем выкупились и благополучно уехали на испанском судне.

Паша потемнел от ярости.

— Натяните верёвку, — показал он рукой.

Петля опять впилась в шею, перехватывая дыхание.

— Больше ты ничего не скажешь?

— Нет.

Негр сильнее потянул конец верёвки.

— Ничего?

— Нет.

Негр едва не повис на верёвке.

— Больше ничего?

Сервантес молча показал рукой на закрытый рот, на стянутое горло и отрицательно покачал головой.

Верёвка стянулась туже вокруг шеи. Огненные круги завертелись в глазах Сервантеса.

Он молчал.

И тут паша смутился. Паше надо было сделать одно небольшое движение рукой, чтобы этот беспокойный испанец заболтал ногами в воздухе. Зашуми тут толпа, крикни враждебное слово или, наоборот, вступись за Сервантеса, это решило бы вопрос. Но толпа молчала, сдержанно, грозно, и паша смутился. Он не понимал этого молчания.

Так прошло несколько секунд.

— Уведите его! — сказал, наконец, паша, отвернувшись. — Я не хочу больше ни слышать, ни знать о нём. Уведите его и бросьте в Змеиную яму.

Толпа расступилась, испуганно отшатываясь от лица того, кого вели через двор. Сервантес шёл, сгорбившись, не видя ничего вокруг, глядя перед собой слепыми глазами. Всё своё мужество, всё упрямство кастильца, закалённое четырьмя годами плена, оставил он на этом допросе. Со двора паши, шатаясь, уходил сгорбленный, жалкий пленник, дрожащий и слабый, как ребёнок.