Леголасу немного не доставало до трёх тысяч лет... что ему восемнадцать? Не стареющее тело, молодая ещё душа, испытавшая многое, видевшая сотни людских жизней. Сейчас бы оказаться на его месте перед ней старцу, умудрённому и седому, доброму, смиренному и милосердному, но нет же — стоит на вид молодой парень, с которым можно и поспорить, и поворчать, и поучить его чему-то.
— Гермиона?... — спросил эльф, обращаясь к её тягостным мыслям, но не давя на неё необходимостью немедленного ответа.
Из затягивающей грусти, как и из плохого сна, её снова выдернул один и тот же голос, только в тех песнопениях, что она смутно различала, не разбирая слов, Грейнджер не признала своего лихолесского спасителя. Она перестала пусто смотреть перед собой и подняла голову, встретившись взглядом с эльфом.
— Извини, — волшебница отвела глаза и убрала ладонь с руки, понимая, что слишком углубилась в воспоминания и оттого задерживает их, вынуждая лишний раз толкаться на одном месте и мёрзнуть в снегах. Девушка возобновила шаг и постаралась вспомнить, о чём они говорили до того, как она вспомнила Белатриссу с её палочкой. — А у вас здесь есть драконы? — уже более привычным и деловым тоном заговорила волшебница.
Она вспомнила, как Леголас отреагировал на её упоминание о жилах дракона, и решила поинтересоваться. Раз уж он порвал её шаблон об эльфах и вышел больно симпатичным и волосатым, как для Добби, то и драконы могли сильно отличаться от тех, к которым привыкла Гермиона. Конечно, увидеть вблизи это создание она пока не хотела, прекрасно зная, что может превратиться в горящий уголёк до того, как сообразит, как вернуться домой.
От взгляда Леголаса не укрылся жест, которым девушка прикрывала руку. Эльф не стал лезть с расспросами, будучи почти уверенным в том, что Гермиона не захочет с ним откровенничать. Ему достаточно было того, что она приободрилась и зашагала уверенно, вернувшись к былой теме разговора.
Драконы? Бывают ли?! Эльф с энтузиазмом подхватил новый разговор о мире, который ей ещё только предстояло познать.
***
Так они скоротали день, передавая друг другу эстафетную палочку увлекательного повествования о своих мирах. Местами сравнивали, спорили и что-то доказывали, рассказывали взахлеб, перебивая друг друга на затёртое вдоль и поперек «а вот у нас...». Грусть развеялась так быстро, что Гермиона не заметила, как, поглощённая очередным разговором с эльфом, забыла о тягостном прошлом, доме и стремлении вернуться как можно быстрее в свой мир. Она настолько отдавала себя разговорам, рассказам и спорам, что пребывание в Средиземье, даже в окружении неприветливых гор и бесконечного холода, превратилось в увлекательное приключение, от которого на груди стало заметно теплее.
Пейзаж почти не менялся, Карадрас оставался молчаливой, неприступной громадой, и Леголасу иногда было страшно представить, как же они достигли в своём путешествии такой высоты... Солнце почти заканчивало своё путешествие по небосводу, догорал закат, когда силы трепать языками у них наконец-то иссякли, а желудок Гермионы громко возопил о том, что он прямо-таки возмутительно пуст. Сутки без еды — ещё то упущение, когда постоянно приходится идти, прилагая уйму усилий. Разговоры какое-то время помогали, пока желудок не стал говорить громче и, кажется, не совсем литературно в адрес девушки, которая отчего-то уделяла больше внимания малознакомому эльфу, чем своему родному и любимому нутру.
— Здесь негде искать пищу, — эльф опередил вопрос, чувствуя, что и сам не прочь подкрепить силы организма. Он уставал больше обычного; видимо, виной тому всё же было кольцо, которое старательно изматывало бессмертного. — За время путешествия не встречал здесь ни животных, ни растительности. Видимо, на этих недружелюбных склонах никто так и не смог прижиться.