Гермиона взмахнула волшебной палочкой, и арка пошла трещинами, задрожала, разрушилась, обратив в прах последние надежды Тёмных — если кто-то из них всё ещё был жив.
Свет погас, пространство вновь приобрело старые очертания холодного чужого чертога, где больше не было хозяина. Груда камней осталась от портала в Пустоту, оковы спали с членов братства, даровав им свободу. Впервые за долгое время Арагорн смог крепко обнять своего сына, прижать его к груди, и больше не хотел отпускать его от себя. Эльдарион радовался, твердил, что он был прав, что папа пришёл за ним, он спас его.
Гермиона улыбнулась, тронув заплаканное личико дочери.
— Всё хорошо, Эвелин, — шепнула она. — Ты можешь открыть глаза.
Малышка хлюпнула носом, но нашла в себе силы открыть глаза и посмотреть на мать, которая так доверительно ей улыбалась.
— Всё позади, — говорила она и утирала её слёзы.
Крепко прижимая к себе дочь, Гермиона с облегчением выдохнула. Это действительно конец? Она с опасением посмотрела на разрушенную арку, но не увидела и не почувствовала в ней ничего тёмного. Кажется, Мелькор навсегда покинул этот мир, и теперь они могут вернуться домой.
«Домой..»
Гермиона перевела взгляд на Леголаса. Вымученный эльф улыбнулся ей; он ничего не говорил о том, что в то мгновение, когда Гермиона приняла решение убить себя, а Эвелин спасла её от непростительного заклятия, отчаяние и непомерную боль от собственного бессилия и утраты вытеснил свет. Он сам на те короткие мгновения оставил своё тело и отправился в сознание. Перед ним открылись утраченные воспоминания; они завертелись, заполнили его разум, вновь заняв свои места, и оттого его боль по волшебнице стала казаться ещё более сильной, непомерной для него. Хуже, чем утратить её единожды, — это во второй раз лишиться волшебницы, зная, что эта встреча точно будет последней, что последний шанс исчезнет вместе с лучами отшумевшего заклятия. Но она стояла перед ним, обнимала дочь и вновь улыбалась. Несколько мгновений он пытался убедить себя, что это правда, а потом, улыбнувшись, сделал шаг к ней навстречу.
Под её взглядом лихолесец пошатнулся, с неверием тронул свою грудь и взглянул на окровавленные пальцы. Он поднял взгляд на Гермиону, видя, как радость с её лица исчезает, как глаза широко раскрываются от ужаса происходящего, а ребёнок поворачивается к нему, чтобы вздрогнуть от испуга и кинуться к нему первым, едва эльф, теряя силы, начнёт падать на холодный пол.
— Папа!
— Леголас!
Крохотные ручки дочери вцепились в его руку, отчаянно пытаясь дозваться до него. Гермиона упала на колени рядом. Она уже видела, как он умер в прошлый раз, но не успела ничего предпринять — Тёмные не позволили ей даже приблизиться к нему.
— Кажется, в прошлый раз мы не успели попрощаться, — эльф улыбнулся, тронув щеку волшебницы. В его глазах не было страха перед смертью, даже сейчас он пытался быть для неё опорой, а ведь это она должна его успокаивать; говорить, что они ещё встретятся, хотя знает, что эльфам и людям уготованы разные чертоги Мандоса.
Эвелин вцепилась в его грудь, пачкая руки в горячую кровь, но всё, что она могла — это страстно желать, чтобы её отец жил, чтобы ему не было больно. Слёзы ребёнка чистые и искренние упали на грудь эльфа. Под ними кровавые пятна расступались, испарялись вместе с раной, будто капли воды, попадая на раскалённый камень. Леголас почувствовал, как вдох даётся ему легче, как боль, прошившая ему грудь, отпускает его, а тело, измученное сражением, вновь обретает утраченную силу.
— Не плачь, любимая, — шепчет он, обращаясь к волшебнице, пока она не заметит, что рана на его груди истончается; пока не осознает, что Эвелин дважды удалось спасти их своей магией. Надежда сильнее смерти.
Они обняли его настолько крепко, что Леголас не удержался от кроткой шутки, а после обнял их так же крепко, прижимая двух любимых женщин к своей груди. Он чувствовал себя самым богатым и одновременно самым счастливым эльфом в Арде.
***
Все горести и печали остались позади. Солнце новым рассветом брезжит на горизонте, первыми лучами касаясь земли. Гермиона тихо напевала колыбельную, слабо качая в руках спящую Эвелин — она спасла их мир. Эта крошечная девочка, с горячим сердцем, умеющим любить настолько крепко и искренне. Леголас улыбнулся, кутая Гермиону и Эвелин в лотлориэнский плащ и укрывая их от прохлады раннего утра. Он не думал о том, что будет дальше, когда они вернутся в Гондор — его счастье дремало у него под боком, в руках его любимой женщины, которой он давно отдал своё сердце. Его друзья ехали верхом рядом с ним. Эльдарион впервые со дня своего похищения мирно спал на груди у отца, с замершей на губах счастливой улыбкой ребёнка, который обрёл своё самое настоящее счастье.