"Трубный глас" оправдал название на все сто: сочный баритон внятно выводил торжественную латынь. Подхватил тенор - согласие, согласие... Все мы дети одного мира... Когда вступил женский голос, Амадей заплакал. Покой изливался на мятущуюся душу... Согласие. На троне Судия. Соблазн отринут.
Амадей латыни не знал. В школе говорили как-то, что это язык "мёртвый", тогда зачем держать подобное в голове? Но сейчас он всё понимал. Слова незнакомого языка, что произносили певцы далёкого венского хора, складывались в сознании ясно и однозначно. Без всякого перевода...
Тут будет череда фигур, похожих на сердечки. У каждой округлое нежное тело, и сложная структура внутри - расходящиеся побеги, то ли листья, то ли плоды... И острия... Они, эти острия, истончаясь и суживаясь опасно, вновь обратятся в сердечки! И так без конца... Под лёгким касанием фрезы... В классическом стиле...
"Царь... Царь... Царь потрясающего величия!" - мощные аккорды откликались, казалось, прямо в сердце... Музыка жила своей особой жизнью, но в то же время завораживала, не оставляла безучастным. И вдруг напряжение в хоре упало, голоса зазвучали тише. Будто зашелестели...
Готический образ! Переплетённые окружности, центры которых нужно соединить прямыми линиями. Получатся ромбы - геометрически строгие и фигурные. И всё завязать в один нервный неразделимый узел - чтоб жёсткая устремлённость прямых рассекла мягкие обводы окружностей!
Дальше!..
Дуэт мужского и женского вокалов, "Вспомни", - зыбкая, ускользающая нить понимания всего сущего... Накладываясь, вторя друг другу, голоса сообщали тайну бытия. То, что каждый узнаёт при рождении, но забывает с течением жизни, теряя безвозвратно... "Вспомни..." Откуда всё начинается и куда, в конце, уходит.
Викторианский узор. Что-то вроде трилистников, бесконечно повторяющихся. Кончики листков то закруглять, то оставлять острыми - череда счастливых находок и невосполнимых потерь. Зебра, смешение белого и чёрного в берёзовой рощице. Но если приглядеться, то белого всё же больше...
А потом... он взошёл на Голгофу. "Ниспровергая злословящих". Пассажи скрипок вонзались в тело, как занозы с шероховатого дерева креста... Того самого, плохо оструганного, который пришлось нести на плечах вплоть до печальной горы... "Призови меня!.. Призови меня!.." Господи помоги!..
Тоже готический орнамент, но другой. Сказочный, фантастический. Чудовища с львиными головами, выгнув спины, сплетясь хвостами, крадутся в лабиринте расходящихся коридоров. Голгофа! Грандиозное в трагическом, багровое на золоте...
А потом Амадей плакал. Слёзы, сдерживать которые не было сил, да и желания тоже не было, стекали по щекам светло и благоговейно. "Слёзный день", Лакримоза... Счастливы будьте, люди... Аминь в конце музыкальной фразы, разделённый певцами на два слога, звучал как крест человеческих страданий.
Здесь, конечно, кресты - всякие, разные, со стрелами, цветами, вставными фигурами... Заплести их по кругу... Европейский классический стиль. Кресты, кресты, кресты...
Будто очищенный слезами, - "Господи", - принимаю новый день, - "Господи", - принимаю имя твоё, Господи! Принимаю свежесть нарождающегося утра, текучую прохладу реки, свежее дыхание леса, солнечный свет, - "Господи", - принимаю тебя, Господи! - взлетаю к небесам!..
Лотос. Восемь лепестков. Внутри круга. И ещё круг со сложным фантазийным узором, что-то вроде луковиц... что-то такое... И непременно чередовать - то один круг, то другой. А можно и по два кряду... Можно... Даже нужно...
"Жертва", - и Амадей утонул в гармонии хора. Если это жертва, то приношу её без промедления, без страдания, без сожаления! Во славу Творца, во славу творения, к подножию мира - моя жертва! Вам! Вам всем: в успокоение, в наслаждение, во имя жизни - моя жертва... Пусть будет так...
Мотив флора. Листья, стебли, цветы, букеты. Кустарник, чащоба, дубрава - газон... Ландыш в скромной вазочке на столе...
Пот струился по лицу. Юноша обтёрся дрожащей рукой, вздохнул судорожно, с подвыванием...
И тут заиграл гимн! "Санктус! Святой! Санктус!" Гимн поём!.. И тут же следом - "Благословенный", - восторга чуть меньше, но, сколько непоколебимой уверенности! Голоса хора утверждали Господа, вдохновенно говорили о Всевышнем в полифонии, открывали сокровенное. И Амадей верил всем существом своим...
Лихорадочно - тут сложный готический орнамент с ликами ангелов, кентаврами, всадниками, единорогами... Он видел такой в сборнике, в разделе "Средневековая Германия". Орнамент, трудный в исполнении, но очень красивый...
Зазвучал "Агнец Божий", и Амадей восстал! Вновь родился. Преображённый. Обновлённый. Готовый принять и отдать. Создать и потерять. Полюбить и умереть...
Романтический стиль. Полукружья, как символы восходящего солнца. Концентрические, как знак неизбежности восхода день за днём. И птицы между ними, воспевающие зарю...
"Свет вечный", "Покой вечный". Две тему слились в одну. Как ласковая волна! Музыка уносила его от всего бренного, ненужного, и всё это, совершенно лишнее, опадало сейчас как песок... Как пыль, как прах... Он плыл, скользил, растворялся. Мелодия баюкала и поддерживала... Благодарю тебя, Амадеус! Любимец Бога!..
Пожалуй, в стиле ренессанс. Сложные вензеля, затянутые в тугую спираль. Символ развития, как говорилось в потрёпанном справочнике.
Игла старенькой "Ригонды" вжикнула и поплыла к центру пластинки. Музыка стихла. Амадей поставил кубок на стол и откинулся в кресле.
Теперь он видел будущую Чашу всю, какой она должна быть. Выпукло, почти осязаемо.
Посидел немного, восстанавливая дыхание, и перешёл к станку. Добыть списанную бормашину было большой удачей, помог старый знакомый отца. Теперь он мог работать с хрусталём дома.
Юноша взял наконечник, похожий на гигантский блестящий карандаш. Мягко клацнул замок, и вот уже наконечник присоединён к "рукаву". Цанговый зажим жадно захватил фрезу. Новый набор мастер положил поближе, чтоб был под рукой.
Щелчок клавиши, и электромотор натужно заурчал. Амадей вдавил педаль привода, та как всегда заедала, и пришлось давить ещё и ещё раз, пока, наконец, не произошёл контакт. В проводе искрило, но гибкий вал уже крутился бешено, передавая вращение фрезе. Амадей потянулся к кубку.
Он работал всю ночь, и половину следующего дня. Забыв про сон и пищу. В тот миг, когда куратор покидал кабинет директора Нифонтова, двенадцать строчек орнамента украсили хрустальную поверхность.
Кубок стал Чашей.
Радость переполняла юношу. Ничего похожего у него ещё не получалось! Нужно позвонить Учителю... Он всегда радуется успехам Амадея... И ещё Ёшка! Как раз и телефон там! Бегом!..
Хлопнула дверь, лёгкая долговязая фигура стрелой промчалась по щербатой лестнице, выскочила из подъезда. Парень легко перескочил сугроб у обочины. Впереди виднелась проходная, похожая на собачью конуру.