Теплый плащ не дал замерзнуть окончательно, но я чувствовал, что основательно продрог, и выбрался с тендера.
В кабине все спали. Даже Паровозный. Не хватало только очередного нашествия чудовищ - они бы взяли нас тепленькими.
- Подъем! - закричал я самым командирским голосом и с удовольствием увидел, как стремительно вскочил на ноги Овид, а Паровозный, толком не сообразив, в чем дело, метнулся к гудку.
Одна Люська продолжала сладко посапывать, а, когда я растолкал ее, томно открыла глаза и отмахнулась от моей руки жестом избалованной фаворитки.
- Вставайте, сони! Хватит дрыхнуть. Рассказывайте, что приснилось.
- Судя по погоде, - зябко передернул плечами Овид, - кому-то из нас приснилась зима.
- Мне не снилось ничего, - признался я.
- Да? А почему снег лежит?
- Кто же его знает? Погода переменилась.
- Так вы, значит, точно не отсюда, - до Паровозного начало кое-что доходить. - Вы из Реального мира, и ваши сны сбываются.
- Мы об этом вчера тебе битый час толковали, - Овид выглянул наружу и плотнее запахнул плащ. - Только ты не верил.
- Дела-а, - бородач подкинул в топку угля. - То-то я гляжу, вроде, не местные.
- А ваши сны разве не сбываются? - в свою очередь удивился я.
- Наши - нет. Мы-то здесь, как говорят колдуны, сами появились благодаря чьим-то снам. Если бы еще и наши сны сбывались, то здесь совсем невозможно было жить.
- И все-таки погода изменилась. Выпал снег, а здесь и без него неуютно. Нет чтобы кому-нибудь приснилось зеркало.
Зеркало, конечно, не приснилось никому. Через десять минут мы хватились, что нет и Хомы.
Паровозный искренне хотел помочь нам, хотя и не понимал, зачем мы вошли в мир, где каждую минуту рискуешь встретиться с чьим-то не очень симпатичным сновидением.
- У нас лучше не зевать по сторонам, - откровенничал он. - Пока вы не спите, мир будет оставаться более-менее стабильным и в нем можно ориентироваться. Но если сбудется сон, тогда... В конце концов невольно вы можете изменить здесь все. Создать город, вырастить пальмы, вырыть каналы. Но можете наделать и такое, что не останется ничего вокруг - одна пустыня.
- А потом сотворить все заново! - восторженно заговорила Люська. Такую страну, такую... Не страну, а сказку.
- Давайте, пытайтесь, - ворчал Овид, спускаясь вниз по лесенке. - А Хому кто искать будет?
Мы вновь вспомнили про табурет и засуетились. Хочешь не хочешь, но следовало идти на поиски. Как видно, никогда не дремлющий Хома проявил инициативу и отправился в самостоятельный поход.
Паровозный, нахмурясь, смотрел нам вслед, пока мы цепочкой, протаптывая снег, потянулись по следам табурета.
- Потом возвращайтесь, - крикнул нам симпатичный бородач и тихо потянул паровой гудок. Локомотив прощально свистнул.
- Это уж как придется, - вполголоса бормотал Овид, тропя путь.
Квадратики следов убегали в сторону, противоположную той, откуда мы пришли вчера. Зачем Хома пустился на поиски приключений в одиночку непонятно.
Теперь мы шли, постоянно вглядываясь в даль, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох какой-нибудь нечистью. Вполне вероятно, что здешние обитатели страшны только на первый взгляд. Но могло быть и иначе. В любом случае встречаться пока ни с кем не хотелось.
След, оставленный Хомой, четко выделялся на свежем снеге. Похоже, табурет никого особенно не опасался и не очень спешил. Как будто отправился на обычную прогулку.
Люська, проваливаясь в мелкие сугробы, постоянно ныла, что снег набивается в обувь. Приходилось останавливаться и ждать, пока она, прыгая на одной ноге, вытряхивает туфли.
Честно говоря, я не очень понимал, зачем нам следует покидать гостеприимный паровоз. Я с тоской вспоминал пышущую жаром топку и постоянно оглядывался. Скоро мы удалились от локомотива настолько, что виднелся лишь дым от трубы.
Я не помнил, чтобы мне мне приснился снегопад. Но если поднялась метель, то так очевидно и произошло. Иначе откуда бы эта резкая перемена погоды.
Временно взявший на себя обязанности командира Овид шел не оглядываясь. По всему было видно, что он обеспокоен отсутствием Хомы. Люська причитала на ходу, а я проклинал себя за то, что послушался и взял ее с собой. Куда спокойнее путешествовать в чисто мужской компании.
Примерно через час на краю горизонта показалась щетка леса.
Деревья чернели, сливаясь в сплошную массу, так, что не разглядеть, лиственный это лес или хвойный, но скоро стало понятно - мы подходим к ельнику.
- Ну вот скажите на милость, - заговорил наконец Овид, - куда его понесло. Что за настырное существо!
- Это точно, - обрадовался я, что можно и поговорить. - Вечно лезет куда попало.
Пунктир следов уверенно сворачивал к лесной чаще, и нам ничего не оставалось, как свернуть за ним.
Ельник выглядел неприветливо. Но скоро между деревьями обозначилось что-то вроде тропы. Снег был утоптан, как будто здесь до нас ходили люди или животные.
Мы остановились на опушке, не решаясь углубиться в лес.
- А в глуще рымит бармаглот, злопастный брандашмыг, - процитировал я любимый стишок.
- Не знаю как насчет бармаглота, - отозвался Овид, - но вот брандашмыга я вам точно гарантирую.
Словно в подтверждение этих слов, из лесной чащи послышался дальний шум погони. Складывалось впечатление, что там идет охота и загонщики обложили матерого зверя. Постепенно шум стал приближаться.
- Мальчики, давайте пойдет обратно к паровозу, - находчиво предложила Люська. - Не нравится мне все это.
- А Хома? - только и успел спросить Овид.
В тот же момент между елями мелькнул силуэт, который было невозможно спутать ни с чьим другим.
- Хома! - закричали мы хором.
Табурет несся дикими прыжками, иногда проваливаясь в снег почти полностью, но каждый раз выбирался из сугроба и продолжал скакать под деревьями, как заяц под новогодней елкой.
- Вот шут гороховый! - не очень сердито произнес Овид и осекся на полуслове.
В сиденье табурета торчали две стрелы, и Хома верещал на бегу, словно щенок, получивший изрядную трепку.
- На деревья! - закричал Овид и, подавая пример, первым полез на ближайшую ель. Но потом спохватился, спрыгнул обратно и начал подсаживать на ветки Люську.
Хома ткнулся в мои ноги, больно ударив по голени, но было не до разборок. Я схватил его и, что было силы, подбросил вверх. Убедившись, что табурет повис, удачно зацепившись за сук, я вскарабкался на ель сам. Сделать это было совсем непросто: хвоя кололась, как металлическая, за шиворот сыпался снег, а ветки гнулись, будто живые.
Я не успел отдышаться и спросить у Хомы, в чем, собственно, дело, как из чащи показались преследователи.
Сначала я обрадовался, что это все же обычные с виду люди, а не сказочные чудовища, но, приглядевшись внимательнее, дальше радоваться уже не стал. Выглядели преследователи мрачновато.
Семь бородатых мужчин самой разбойничьей наружности держали в руках луки, а некоторые, кроме этого, были вооружены короткими копьями. Сделанная из шкур одежда наводила на мысль о первобытных стойбищах и кровавых жертвоприношениях.
Мы висели на елках, как рождественские игрушки - не заметить нас было трудно. Добежав до наших деревьев, охотники столпились вокруг стволов, как волки.
- Слезайте! - коротко приказал один из них и угрожающе поднял лук.
- Зачем? - задал я самый дурацкий вопрос, какой только можно задать в этой ситуации.
- Так ведь все равно придется, - один из охотников, более рослый, чем остальные, задрав бороду, уставился на меня. - Убивать не будем, будем продавать.