Но Амалия по-прежнему ничего не понимала.
– Подождите, подождите… – вмешался Орест. Он наморщил лоб. – Ну, да, Вена… Эмма Кох, которая умерла девятнадцати лет от роду. Как же, помню! Вы еще пытались обвинить нас с Евгением в ее смерти.
– Это пустяки, – отмахнулся Саша, – главное…
– Как пустяки? – возмутился Евгений. – Ничего себе пустяки!
– Я хочу сказать, – перебил его Саша, – что теперь убежден: Изабелла и ее сообщник приложили руку к смерти Эммы.
Митя поднял брови.
– На основании совпадения дат? Боюсь, что с таким же успехом в смерти этой девушки можно обвинить и мадам Ренар. Она ведь тоже находилась в то время в Вене.
– Но мадам Ренар – не преступница, – упрямо возразил Саша. – А Изабелла – преступница, как и ее сообщник. Они убили Адриенн Дарье, они пытались убить Амалию, но наверняка у них были и другие дела. Этим людям придется держать ответ за то, что они совершили, и я хочу знать о них все!
– Для начала, я думаю, вам следует поймать их, – спокойно сказал Полонский, наливая себе крюшона. – Иначе все ваши догадки пропадут втуне.
Саша вспыхнул – настолько высокомерным тоном были произнесены эти слова.
– Можете не сомневаться – мы их найдем, – отрезал он. – Знаете, как говорят в народе: сколько веревочке ни виться…
– Если эти господа сбежали, то они, возможно, уже покинули пределы Российской империи, – заметил Митя. – Тогда веревочка может виться очень долго.
– Господа, – вмешалась Амалия, – Александр Богданович с Федором Ивановичем и так делают все, что могут. И я думаю, у нас нет права упрекать их за то, что они не сделали больше.
Граф Полонский равнодушно пожал плечами.
– По-моему, Александр Богданович только отрабатывает свое повышение, – сказал он вполголоса, но с таким расчетом, чтобы Амалия услышала. – За Федора Ивановича не поручусь.
Орест покосился на своего приятеля. Хотя рот князя кривился в иронической усмешке, но его зеленоватые глаза выражали сочувствие и даже понимание. Полонский заметил это и отвернулся.
Разговор не имел продолжения, потому что явился взволнованный фон Борн и доложил, что, похоже, след Митрофанова обнаружен в Твери, где он некоторое время жил в гостинице «Европа». Хозяин гостиницы вроде бы узнал его по описанию. Саша тотчас же воодушевился.
– Чего же мы ждем? – сказал он. – На вокзал! Мы должны успеть на поезд.
Амалия вызвалась проводить обоих следователей до границы ясеневского сада. Дорогой она еще раз изложила им свои доводы по поводу Изабеллы Олонецкой.
– Как она могла уехать, оставив такие улики против себя и, главное, диадему Адриенн Дарье? Мне это представляется по меньшей мере загадочным.
– Все так, Амалия Константиновна, – возразил Саша, – но вы забываете о Дельфине Ренар. Я сегодня выведал у нее, что, судя по всему, она проболталась Изабелле о том, что узнала в ней даму из Вены. Похоже, Олонецкая просто-напросто перепугалась до смерти.
– Но паспорта и диадема! И потом, даже если Олонецкая испугалась мадам Ренар, то разве стала бы она очертя голову бросаться в бегство? Ведь вы сами говорили, Саша, какие это хладнокровные и жестокие люди. Я думаю, если бы они поняли, что мадам Ренар представляет для них опасность, они бы первым делом озаботились устранить ее. Разве нет?
Они стояли уже у ограды сада. Фон Борн залез в шарабан и взял вожжи.
– Могут быть и другие обстоятельства, о которых мы покамест ничего не знаем, – сказал Саша, поворачиваясь к Амалии и глядя ей в глаза. – Во всяком случае, пока тело Изабеллы не найдено, несмотря на все наши старания. Я не меньше вашего, Амалия Константиновна, думал над теми неувязками, о которых вы только что упоминали, но мы в полиции привыкли иметь дело с фактами. Если тела нет, то говорить об убийстве по меньшей мере преждевременно.
– Но труп могли спрятать!
– Амалия Константиновна, – серьезно промолвил Саша, поправляя цилиндр на голове, – умоляю вас не впадать в тон уголовных романов. Труп – не иголка, и спрятать его не так-то легко.
– Александр Богданович, – вскинулся фон Борн, – мы опоздаем на поезд!
– Иду, иду, – поспешно отозвался следователь, тоже забираясь в шарабан. – Ничего, Амалия Константиновна. Я обещаю вам со всем разобраться. И с Олонецкой – в первую очередь. Но сначала – в Тверь!
Он учтиво приподнял цилиндр, как заправский франт, и шарабан лихо покатил по дороге. Хотя фон Борн по происхождению был немцем, в вопросах езды он предпочитал русский подход: чем быстрее, тем лучше.