– Но мы только начали наше расследование, – напомнил Видаль. – И, если уж говорить откровенно, вряд ли простые матросы могли многое знать. Вот гости Рейнольдса – да. И еще прислуга. Потому что все они жили рядом.
– Прекрасно, – сказала мадемуазель Алис. – У нас есть дворецкий Андре Фонтане, затем горничная Жюли Прео, драматург Анри Невер, бывшая актриса Ева Ларжильер, ее бывший любовник Шарль Морис, ныне первая звезда театра. Кто еще? Ах да, кузен Рейнольдса Ролан Буайе и художник Леопольд Эттингер. И если уж мы ищем внезапно разбогатевших, то Еву Ларжильер надо отбросить сразу, потому что в ее случае имело место совершенно обратное. Что, кстати сказать, довольно-таки подозрительно, учитывая все обстоятельства. Между прочим, вы обещали мне навести справки и узнать, где она сейчас находится.
– Вы ее подозреваете? – с любопытством спросил журналист. – Из-за той ссоры? Думаете, актриса могла убить мадемуазель Лантельм?
– Подозрения – вздор, – заявила поразительная секретарша. – Мне нужны факты. Мы опросили двух свидетелей и двух, скажем так, квазисвидетелей, и пока единственным, чьи показания выглядят более-менее убедительно, является Филипп Гренье, чьи впечатления стали нам известны при посредничестве его отца. Далее надо опросить двух оставшихся в живых матросов и родственников погибшего Шавийара, а заодно навести справки об их благосостоянии за последние десять лет. Затем пойдут дворецкий, горничная, капитан и остальные, все, кого удастся разыскать. Не забудем также доктора Морнана, который озвучил версию о причесывании под дождем. И еще, наверное, придется съездить за Рейн, в Эммерих. – Мадемуазель Алис нахмурилась. – В Германии сейчас неспокойно, но работа есть работа. Крайне любопытно будет выяснить, что же добросовестные немецкие чиновники думали обо всем происшедшем на яхте. Поскольку это дело, если говорить начистоту, давным-давно предано забвению, а главный подозреваемый, Рейнольдс, скончался еще до войны, в 1914-м, то… может быть и так, что мы узнаем истину не от свидетелей, а от следствия.
– Вы действительно настолько хотите выяснить, что на самом деле случилось в ту ночь? – спросил журналист недоверчиво.
– Друг мой, факты есть факты: если пять свидетелей из десяти независимо друг от друга заявят мне, что мадемуазель Лантельм любила сидеть на подоконнике или что она обожала дождь, и приведут убедительные доказательства своих слов, мне придется смириться. Пока у нас есть только каюта, запертая изнутри, и пропавшая из той каюты женщина. – Мадемуазель Алис помолчала и покачала головой: – Я одного не понимаю, к чему такие сложности?
– Что вы имеете в виду? – спросил журналист, который слушал свою спутницу со все возрастающим любопытством.
– Я имею в виду неправдоподобное падение из окна, для падения из оного не приспособленного, – сухо пояснила секретарша. – Что стоило Рейнольдсу, если он действительно прикончил жену, сказать, что та вышла на палубу и ее просто смыло за борт волной? Или она случайно упала за борт, к примеру.
– А зачем ей было выходить на палубу?
– Господи боже мой! Да забыла что-нибудь в шезлонге и пошла искать, в темноте оступилась… И так далее. Почему запертая изнутри каюта? Почему окно?
– Потому что запертая изнутри каюта подтверждала непричастность мужа.
– При открытом окне и возможности перебраться в его каюту по планширу? Додуматься до этого – дело нескольких секунд.
– Вряд ли он был в состоянии трезво соображать, когда убил ее, – заметил Видаль. – Мы ведь исходим из того, что убийство было все-таки не случайным. Даже злейшие враги Рейнольдса никогда не утверждали, что магнат убил жену намеренно.
– Да, они всего лишь намекали, что на борту имела место некая оргия, во время которой мадемуазель Лантельм скончалась, – хмыкнула секретарша, и ее глаза сверкнули золотом. – И все равно, падение за борт выглядит куда правдоподобнее. Тем более во время сильной качки, в грозу, да еще ночью.
– Но все видели, как хозяйка прошла к себе в каюту, – настаивал журналист. – Крик донесся тоже из ее каюты, судя по тому, что рассказал Гренье. У Рейнольдса просто не хватило духу разыграть представление и объявить людям, что его жена куда-то вышла и ее смыло за борт. Поэтому он любой ценой защищал версию о непроизвольном падении из окна. Сначала о нем говорил Невер, упоминая об обмороке, затем, когда стало ясно, что обморок не «сработает», потому что надо взобраться на окно, чтобы выпасть из него, подключили доктора Морнана.