«Так, – подумала Амалия, переведя дух. – А теперь – Франсуа».
Когда она вернулась в особняк, вор уже ждал ее. Он обрадовался ей, словно они были старыми друзьями.
– Прекрасно, – сказала Амалия Добраницкому и двум агентам, которые были с ним. – А теперь можете идти.
Добраницкий со значением кашлянул, покосившись на Франсуа.
– Но наше дело…
– Когда у меня будут новости, – нетерпеливо оборвала его Амалия, – я дам вам знать.
Добраницкий и его люди покинули особняк, а Амалия обернулась к Франсуа.
– Ну что, мадам? – спросил мошенник, блестя глазами. – Вы его видели?
– Он прислал вместо себя какого-то шаромыжника, – отозвалась Амалия. – Разговора не получилось. – Она поколебалась, но потом все-таки сказала: – Когда мы с ним беседовали, в саду откуда-то появился инспектор Готье. Посланец решил, что я с ним заодно, и бежал.
– Черт возьми! – пробормотал ошарашенный Франсуа. – Вот черт возьми!
Амалия отвернулась.
– Боюсь, вам лучше некоторое время не встречаться с вашими… мм… друзьями, – выдавила она из себя. – Мало ли что они могут подумать. Мне очень жаль, что все так получилось. Я думаю, Готье следил за мной, но вряд ли мне удастся убедить в этом принца воров. – Она протянула своему помощнику деньги. – Держите, Франсуа. Здесь пять тысяч франков вместо двух. Да, и еще… – Амалия подошла к дивану и, приподняв одну из подушек, извлекла из-под нее сверток с драгоценностями герцогини де Лотреамон. – Забирайте. Здесь все, как и договаривались.
Франсуа не верил своим глазам. Он был готов к любому подвоху, но то, что с ним обошлись честно, да еще дали больше денег, чем обещали, подкосило его. Он посмотрел на деньги – они явно не были фальшивыми. Драгоценности тоже оказались все на месте.
– А что теперь? – спросил он, чтобы хоть что-то сказать.
– Ничего. – Амалия рухнула на стул и, поставив локти на стол, подперла руками голову. – Теперь уходите. И постарайтесь не попадаться полиции.
– А как же те письма? – пробормотал Франсуа, ничего не понимая.
– Письма теперь для меня потеряны, – горько отозвалась Амалия. – После того, что случилось сегодня в саду Тюильри, принц воров точно не захочет иметь со мной дела.
Она хотела, чтобы Франсуа поскорее ушел, но он все мешкал и никак не решался удалиться.
– Однако, может быть, вам все-таки удастся объясниться… – робко пробормотал он. – Ведь люди не безгрешны, они совершают разные поступки… и часто ошибаются. – Амалия молчала, и Франсуа решил, что дело именно в этом. Когда-то она совершила ошибку, и Монталамбер пытался шантажировать ее, и теперь она боится, как бы ее муж не узнал о той ошибке. – Я уверен, если ваш муж любит вас, он вас простит, – закончил Франсуа.
Это было уже слишком, и Амалия сорвалась с места.
– Да при чем тут любовь?! – в ярости вскричала она. – При чем тут любовь, боже мой?! Мне нужен развод, понимаешь ли ты, развод! А у меня сын, и если я не добуду эти проклятые письма… если я не найду их… муж отберет у меня ребенка, и я никогда его не увижу! Это ты понимаешь? Не понимаешь? – По ее щекам текли слезы. – Ну, тогда убирайся ко всем чертям!
Не помня себя, Франсуа опрометью выскочил на лестницу и опомнился только тогда, когда за ним захлопнулась дверь особняка.
«До чего же по-разному устроены люди! – думал вор, бредя по улице в направлении вокзала Сен-Лазар. – Моя собственная мать бросила меня на помойке, стоило мне родиться, и если бы меня не подобрали добрые люди, я бы наверняка не прожил и дня. А эта странная женщина готова на все, лишь бы ее ребенок остался с ней. Казалось бы, такая молодая, могла бы пожить для себя, тем более что у ребенка отец имеется, а вот поди ж ты…» И он вздохнул, вспоминая глаза Амалии, ее сосредоточенное лицо и маленький рот с твердо очерченными уголками. «Как это скверно – быть никому не нужным!» – подумал он через несколько мгновений и вздохнул снова.
Если бы Франсуа поменьше вздыхал и внимательнее смотрел по сторонам, он бы наверняка уже заметил щуплого бледного мальчишку, который следовал за ним от самого дома Амалии. Но так как Франсуа был погружен в свои невеселые мысли, он, ничего не заподозрив, добрался до вокзала, где и купил билет на ближайший поезд. Амалия была права – после того, что случилось в саду Тюильри, оставаться в Париже ему было небезопасно.