Не теряя ни секунды, я повернулся и быстро побежал в сторону холмов. Не снижая темпа, я достиг подножия первых предгорий и рискнул оглянуться; я задыхался, сердце бешено колотилось в груди. Я еще мог различить моего противника — маленький силуэт на огромной равнине. Из высокой травы показалась группа, встречи с которой я пытался избежать, и заторопилась к нему.
Взмокший от пота и дрожащий от усталости, я рванул вверх по пологому склону. На гребне еще раз оглянулся — фигурки уже столпились вокруг поверженного. После чего я стал быстро спускаться по противоположному склону и потерял их из виду.
Через час я оказался на сильно пересеченной местности, отличавшейся от всего, что мне встречалось раньше. Со всех сторон поднимались крутые склоны с громоздящимися в беспорядке валунами, готовыми обрушиться на голову случайного путника. Вокруг — голые красноватые скалы, почти без растительности, за исключением низкорослых деревьев и нескольких разновидностей колючих кустарников; на некоторых были орехи странной формы и цвета. Я расколол несколько штук, ядра выглядели питательными и мясистыми, но я не отважился съесть их, несмотря на голод.
Значительно сильнее голода меня одолевала жажда, но ее я по крайней мере мог удовлетворить, правда, это почти стоило мне жизни. Спустившись по обрывистому склону, я оказался в узкой долине, окруженной утесами, у подножия которых в изобилии рос орешник. Посреди долины было небольшое озеро, наполненное, видимо, родниковой водой. В центре вода непрерывно бурлила, и узкий ручей вытекал из него в долину.
Я нетерпеливо приблизился к воде, лег на зеленый бережок и погрузил лицо в кристально чистую воду. Я понимал, что для человека с Земли она тоже может оказаться смертельной, но настолько обезумел от жажды, что решил рискнуть. Она была с необычным привкусом, который потом я всегда находил в воде Альмарика, но восхитительно холодна и освежающа и настолько приятна для моих запекшихся губ, что, утолив жажду, я остался лежать, наслаждаясь ощущением покоя. Это было ошибкой. Ешь быстро, пей быстро, спи чутко и не медли ни в чем — вот первейшие законы дикой природы, и недолгой будет жизнь того, кто ими пренебрежет.
Солнечное тепло, булькание воды, чувственное ощущение расслабленности после усталости и жажды — все это подействовало, как наркотик, и убаюкало меня до полудремы. Должно быть, какой-то подсознательный инстинкт предупредил меня, когда слабый шорох, не вписывающийся в журчание родника, достиг моих ушей. Прежде чем мозг осознал, что звук исходит от крадущегося сквозь высокую траву массивного тела, я перекатился на бок, ухватившись за кинжал.
Я был оглушен громовым ревом, одновременно что-то пронеслось в воздухе, и гигантское тело обрушилось на то место, где я лежал мгновением раньше, да так близко, что его растопыренные когти задели мне бедро. У меня не было времени определять природу напавшего существа — я только смутно уловил, что оно огромно, ловко и похоже на кошку. Я мгновенно откатился в сторону и тут же ощутил невыносимую боль от рвущих мою плоть лап, а в следующее мгновение ледяная вода поглотила нас обоих. Вой, напоминающий кошачий, прервался на середине, похоже, взвывший зверь захлебнулся, и рядом со мной послышался сильный плеск и бултыхание; когда же я всплыл на поверхность, то увидел, что длинное мокрое тело исчезает в зарослях у скал. Что это было, я не мог сказать, оно напоминало скорее леопарда, чем что-либо другое, но и было больше любого из виденных мной леопардов.
Внимательно осмотрев берег и не увидев никаких других врагов, я выбрался из озера, дрожа от ледяной ванны. Кинжал по-прежнему оставался в ножнах. Я не успел его выхватить, и хорошо, что не сделал этого. Если бы я не скатился в воду, увлекая за собой напавшего на меня зверя, то наверняка бы погиб. Очевидно, как и всем кошкам, ему было присуще отвращение к воде.
Я обнаружил глубокую рану на бедре и четыре царапины поменьше на плече, где прошлась когтистая лапа Из ноги обильно текла кровь, я сунул ее в ледяную воду, выругавшись от обжигающего холода. Когда кровотечение остановилось, нога почти онемела.
Я оказался в затруднительном положении. Я был голоден, наступала ночь, нельзя было предугадать, вернется ли леопардоподобный зверь или меня атакует другое животное-людоед; более того — я был ранен. Цивилизованный человек слаб и легко уязвим. Такая рана в цивилизованном мире — достаточная причина для нескольких недель в больнице. Будучи, по земным меркам, крепким и сильным, я впал в отчаяние после исследования раны, не представляя, как ее залечивать. Я перестал быть хозяином положения.