Трейси застыла и посмотрела на лаз в конце туннеля. Мамочка подалась вперед, подняла фонарь и осветила огромную пещеру. На полу валялись опилки и гнилые деревяшки, а на них… На них росли цветы: белые с желтой сердцевинкой, синие, красные, оранжевые. Сад казался фантастическим, невообразимым для места, где нет ни света, ни воды.
Вдоль пещеры тянулись полки, совсем как в раке, на них стояли свечи. Мамочка медленно двинулась вперед, Трейси подалась было за ней, но тут же остановилась – завороженно наблюдала, как Мамочка зажигает одну свечу за другой. С каждым новым огоньком сердце Трейси билось все быстрее. Пламя свечей отбрасывало трепещущие отблески на стены, завешанные белой бумагой для рисования и старыми газетами. Трейси попыталась прочесть, что написано на бумаге, но не смогла разобрать каракули.
Пока горела спичка, Мамочка молилась:
– «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные, она пламень весьма сильный»[7]. Господи, Боже мой, да услышишь Ты молитвы, вознесенные к Тебе в месте этом.
В пещере запахло ладаном. Пламя свечей затрепетало, словно от сквозняка, хотя Трейси ничего не почувствовала. Полными удивления глазами она смотрела на Мамочку. Та молча подошла к ней и взяла за руку.
– Иди за мной, – шепнула она. – Только ни слова, ладно?
Трейси коротко кивнула, мечтая осмотреть волшебную пещеру. Мамочка вывела ее в самый центр.
– Ой! – слетело с губ Трейси.
Мамочка строго взглянула, сжала ее ладошку и заставила развернуться. Трейси охнула и невольно отступила на шаг, опасаясь, что упадет в глубокую темную дыру, взиравшую на нее, словно большой злобный глаз. Мамочка выпустила руку Трейси и преклонила колени на шелковистой траве, Трейси следом; Мамочка сложила руки для молитвы, девочка тоже.
– «Господь – твердыня моя и прибежище мое, Избавитель мой, Бог мой, – скала моя; на Него я уповаю; щит мой, рог спасения моего и убежище мое, – начала Мамочка. – Призову достопоклоняемого Господа и от врагов моих спасусь»[8]. – Она снова взяла Трейси за руку. – Мы слушали Тебя, Господи, мы внимали гласу Твоему. «Если вы будете поступать по уставам Моим и заповеди Мои будете хранить и исполнять их, то Я дам вам дожди в свое время, и земля даст произрастания свои, и дерева полевые дадут плод свой, и будете есть хлеб досыта, и будете жить на земле безопасно»[9].
Мамочкина рука была теплой и сильной. В пещере слышался лишь звук их дыхания. Трейси мельком взглянула на цветы, а когда Мамочка отпустила ее руку, зажмурилась. Вдруг ее накажут? Вдруг глаза закрывать нельзя? Мамочка ласково коснулась ее ладони, открывай, мол, глаза, не бойся. Она достала из кармана двадцатипятицентовики, поцеловала каждый и по одному бросила в дыру. Трейси ждала негромкого плюх! – монетки же в воду падают, – но не дождалась, двадцатипятицентовики словно в воздухе растворились.
– Трейси, – шепнула похитительница, – моя мама вон там. – Она кивнула на черную дыру. – Монетки – наше приношение, благодарность Господу за то, что Он для нас делает.
Второе предложение Трейси едва слышала. Ее внимание целиком поглотило первое.
– Она там?
– Да, это наш святой колодец. Господь благословил его, наделил неистощимым богатством. Моя мама… была волшебницей.
У Трейси округлились глаза.
– Она умела накладывать заклинания и творить чудеса.
– Почему же она себя не вылечила? – удивилась Трейси.
– Людские судьбы она менять не умела. Если Господь решил, что человек должен заболеть, мама не могла пойти против Его воли. Она пыталась лечить больных, но ничего не получалось.
Мамочка встала с колен и обвела рукой пещеру.
– Посмотри по сторонам. Вот что она создавала, жизнь! Однажды она принесла мне книгу о растениях. Это – орхидея вида леканорхис или вида галеола. Я читала о них в той книге. А те, другие? – Мамочка оглянулась, словно искала ответ в воздухе. – Ах да, монтропа семейства грушанковых, ее к сапрофитам относят.
– К сапро… как? – переспросила Трейси.
– К сапрофитам. Этим растениям не нужен солнечный свет, потому что они живут на мертвых растениях и животных, например на гнилом дереве. – Она подняла с пола чурку. – Видишь, дерево гниет, а они его едят. По крайней мере, я так понимаю.
Трейси наклонилась и понюхала белые цветы.
– М-м-м, пахнут весной.
– Видишь эти знаки? – Мамочка кивнула на рисунки на стенах. – Тоже мамина работа. Это отрывки из ее собственной Библии. Вот ее почерк, – Мамочка показала на листок, – она записала заклинания, чтобы цветы не погибли, понимаешь? Мама говорила, что эти цветы будут жить вечно, как знак ее последнего земного пристанища. – Мамочка расхаживала по пещере и улыбалась. – За несколько дней до смерти она танцевала, кружилась по пещере и благословляла семена этих растений. Мама велела мне их посадить, все, до последнего. (Трейси завороженно слушала.) Дня через три мама умерла, и все семена взошли, представляешь?