Молли не сумела скрыть удивления, и Розутто быстро добавил:
– Мы довольно редко привлекаем к работе… ясновидящих, но если время на вес золота, а на карту поставлена жизнь ребенка… – Розутто выдержал паузу. – Ради спасения ребенка мы готовы прибегнуть к помощи ясновидящего, особенно если он… кажется добропорядочным и здраво рассуждающим.
– Детектив Браун говорил…
– Детектива Брауна я беру на себя, – заверил Сэл.
– Не представляю, что вам обо мне сообщили.
– Достаточно, чтобы понять: вы знаете, о чем говорите. – Розутто оглянулся на Майка, но тот ничего не сказал.
Молли почувствовала, что краснеет.
– Как бы вам лучше рассказать… Ну, о видениях. – Она тоже понизила голос, чтобы не услышали другие посетители кондитерской: – Мои видения не совсем четкие, понимаете?
– Я понимаю, что они такие, какие есть. Вы их где-нибудь фиксируете?
– Фиксирую? – Молли рассмеялась и рассказала о своем дневнике. – Но большую часть фиксирую вот здесь. – Она указала на голову.
Розутто кивнул.
Откровенничать или нет – Молли не знала, на что решиться.
– Господа, я готова рассказать вам о видениях, но для начала хочу прояснить один момент.
Майк вопросительно смотрел на нее.
– Детектив Браун фактически назвал меня подозреваемой. Если мы с вами беседуем по этой причине, мне хотелось бы знать заранее, как вы относитесь ко мне. Если я подозреваемая, скажите сразу. Я найму адвоката, тогда и побеседуем, – уверенно, чуть ли не с вызовом проговорила Молли.
– Я не в курсе, что детектив Браун считал вас подозреваемой, – признался Сэл и повернулся к молчащему Майку Мелеру.
– Думаешь, я в курсе? – подал тот наконец голос. – Напрямую мне Браун об этом не говорил.
– Неважно, – покачал головой Сэл. – Даю слово, Молли, сейчас вы подозреваемой не считаетесь. Очевидно другое: некто хочет с вами связаться. Возможно, этот некто имеет отношение к похищению, возможно, что-то о нем знает.
– Записки, – подсказал Майк.
– Меня интересует любая информация, которая поможет найти Трейси, очень надеюсь, что быстро и живой.
– Ясно. – Молли удостоверилась, что никто не подслушивает, и посмотрела в окно. Как им сказать и, главное, что сказать?
– Молли, в чем дело? – спросил Розутто.
– Все в порядке, – со вздохом ответила она. – О видениях говорить непросто. Они обрывочные, частью бессмысленные, частью касаются совершенно других вещей. – Молли выжала в воду лимон и добавила немного сахарозаменителя. – Мой кофеин, – с улыбкой пояснила она.
Молли заранее приготовилась к недоверию и описала некоторые образы: как били парня, как над ним склонились трое, а потом свою боль и всепоглощающую грусть. Несколько раз она останавливалась – собиралась с мыслями и гадала, как лучше передать глубину своих ощущений.
По настоянию Майка Молли описала вкус яблочного леденца, и рот тут же наполнился слюной. Потом заговорила о холодных, мрачных пещерах и туннелях, о том, как Трейси и темноволосая женщина молились, стоя на коленях, перед морем свечей. В последнее время Трейси излучала спокойствие и умиротворение, которые казались Молли странными и почему-то не нравились.
Силы ее таяли. Молли замутило, словно она рассказывала о чем-то запретном, словно, описывая Картины, воскрешала их. Нужно продолжать, нужно упомянуть дурноту во время пробежки на Уайт-Граунд-роуд. Молли сглотнула желчь, поднявшуюся к горлу, и рассказала о девочке в струящемся цветастом платье, которая гуляла по кукурузному полю у церкви, а потом навсегда исчезла. Сэл с Майком молча записывали.
Молли начала задыхаться. Хотелось описать еще одну Картину. Она помолчала, восстанавливая дыхание, и рассказала, как коснулась двери в подвал дома Перкинсонов и ощутила на своих запястьях грубые мужские руки.
Молли сидела, поставив локти на стол и уткнув лицо в ладони. Видения, выдернутые из памяти, были как кошмар наяву. Голова налилась гулкой тяжестью. Молли чувствовала пустоту, точно вырвала из себя свою суть. Она едва расслышала спокойный голос Сэла:
– Запрашивай ордер!
Пастор Летт стояла на задней террасе дома, сжимая в руках чашку с кофе, смотрела на озеро и думала о прошлом. Она вспоминала, как все было, пока над Родни не устроили самосуд, до того, как она встала на путь лжи. Когда Родни был маленький, они вместе рыбачили на озере. Он садился на мостки, свешивал ноги в воду, но, пошевелив пальцами, быстро вытаскивал, боялся, что рыба укусит. И каждый раз она сердито выговаривала ему, что так он рыбу лишь распугает, но Родни продолжал забавляться. Ни одной рыбы они так и не поймали, зато каждую субботу, когда над озером еще стелилась утренняя дымка, а птицы только-только затевали свою перекличку, они с братом шагали к причалу в полном рыбацком обмундировании – жилеты защитного цвета, оснащенные тьмой карманов, резиновые сапоги, которые скидывали, едва оказавшись на мостках, и коричневые рыбацкие шляпы с широкими полями – Родни называл их «рыбьими головами». Пастор Летт улыбнулась воспоминанию.