Жан Батист — это доктор, который заботится о нас. Он говорит, что я сильная как вол, когда приходит проверить мое сердце в первую пятницу месяца, ставит холодную металлическую чашку на грудь и смотрит мне в глаза, пока слушает через трубки в ушах, а трубки прикреплены к чашке. Он всегда улыбается и качает головой и говорит мне, что я ходячее чудо, хотя я не знаю почему. И тогда он лезет в свой большой кожаный портфель и достает плиточку шоколада, говоря, что это все лекарства, которые мне нужны. Он всегда напоминает мне, однако, не бегать слишком быстро и сказать матушке Пауле или Соланж, если у меня заболит горло. Но я никогда этого не делаю. Я имею в виду, что у меня никогда, почти никогда не болит горло. Бывают ли у Вас боли в горле, маман?
Я не могу вспомнить все, что я хотела Вам сказать, и поэтому я напишу Вам снова завтра. Но я хотела, чтобы Вы знали, что сестра Сюзетт учит меня играть на пианино. На самом деле, она давала мне уроки с трех лет, но теперь я могу достать до педалей много лучше, и я играю «К Элизе» все время без ошибок. Но кое-что тревожит меня. Так как я не знаю Вашего имени и не знаю, где Вы живете, я не знаю, как доставить Вам это письмо. Я думаю положить свое письмо в часовне под статую Мадонны. Она знает, что делать, она тоже Мать. Я уверена, что она отправит Вам письмо. По-настоящему я хотела сказать Вам, чтобы Вы не волновались. Я не потерялась, и я надеюсь, что Вы меня не потеряете. Я здесь жду Вас.
Заполняя страницу за страницей блокнота с фиалками точным каллиграфическим почерком, которому в монастыре придавали особое значение, Амандина сидела, скрестив ноги, на каменной скамье в лоджии во время перемены, не замечая веселья ее одноклассниц. Она собрала страницы в толстый пакет и быстро вложила их в конверт. Облизала край конверта, придавила обеими ладонями, попыталась исправить криво заклеенное, присев на него ненадолго. Адрес несложен: для мамы. Испросив разрешения у сестры Женевьевы помолиться в часовне, пошла прямо туда.
Амандина никогда ранее не бывала одна в часовне, никогда не думала, какая она большая, освещенная бледным желтым светом февральского полдня. Она преклонила колени, окропила себя водой из сосуда, медленно подошла к статуе. Сделала реверанс, улыбнулась.
— Здравствуй, Пресвятая Дева.
Попыталась быстро просунуть письмо под ноги Девы, но поняла, что оно слишком толстое. Протянула руку за грубый камень пьедестала, порадовалась, что письмо удобно легло и его можно оставить за ногами статуи. Нет, его нужно спрятать. Она ступила на пьедестал и попыталась положить письмо за спину статуи, держа его все время в зубах. Не получилось. Спускаясь вниз, она споткнулась и ударилась подбородком о мозаичный мраморный пол. Письмо пострадало больше, чем она, теперь оно в орнаменте из следов ее зубов и капелек слюны. Она стояла прямо, отступив на шаг от статуи.
— Пресвятая Дева, не будешь ли ты столь добра, чтобы моя мама получила это письмо? Я буду так благодарна тебе. Я почти положила его прямо за тобой, чтобы никто не увидел. Пожалуйста, не забудь. Она ждет меня уже годы. Наверное, так долго, как ты ждала Иисуса, когда он проводил годы в странствиях. Я должна идти. Я приду сказать «привет» на вечерне.
Потом зашла сзади, дотянулась и положила письмо. Ласково прикоснулась к ноге Богородицы. Прошла по проходу и вышла на лоджию.
Три дня она находила предлог, чтобы войти в часовню, подойти к статуе и проверить наличие письма. Оно всегда было там, куда она его положила. На четвертый день сестра Жаклин вытирала пыль в часовне, нашла письмо, подумала, что его могла написать только Амандина, положила в карман своего фартука и передала Соланж.
Когда Соланж осталась одна в своих комнатах, она аккуратно вскрыла письмо и прочла его. Прочла его снова. Подошла к шкафу, достала пакет, завернутый в коричневую бумагу, развязала бечевку, подложила письмо под нее и завязала бечевку снова. Положила пакет назад. Она налила себе стакан вина и снова подумала в тысячный раз, как прав был Филипп, утверждая, что Амандина старше их всех. Она села за письменный стол, открыла ящик для бумаги и достала ручку. В первый раз за восемь лет, с тех пор как она оставила Авизе, она написала письмо своей матери. Не Янке, не сестрам с просьбой передать привет ее матери, но самой матери. Дорогая мама.