— Я сказал, отойди, если не хочешь, чтобы я тебя заставил!
Милли отскочила и юркнула за мусорный бак, но любопытный носик оттуда все-таки высунула.
Амарант не представлял, чего хочет добиться. Он даже не знал, что собирается сделать. Но понимал, что единственный выход — это больница. Старый алкоголик Роберто тут бессилен, рана слишком серьезна.
В больнице могут ждать полудемоны, раздался шепот откуда-то из закоулков сознания. Если его найдут, то убьют без промедления. Никакой пощады ждать не стоит.
Ну и наплевать.
Амарант упрямо продолжал двигаться вперед. Недалеко от Трущоб располагалась больница. Бывало, что он изредка заходил туда, чтобы насладиться болью людей, теряющих близких, чувством безысходности, витающим над палатами неизлечимо больных. Но теперь ему впервые предстояло спасти жизнь вместо того, чтобы ее отнимать.
Что-то теплое и липкое потекло по груди. Амарант совсем не удивился. Рана могла открыться и раньше, но сейчас она не представляла для него серьезной опасности. Перевязкой можно заняться и потом. Сначала нужно позаботиться о Данте.
Зачем он это сделал? Зачем пожертвовал собой ради демона? Их последний разговор был не слишком приятным, Данте был в одном шаге от того, чтобы узнать истину… И он ее узнал. Когда уже получил пулю.
Но если он догадывался, что Амарант не тот, за кого себя выдает, зачем он сделал этот роковой шаг?
— Не понимаю, — выдохнул Амарант. — Чертовы смертные, вечно вы все усложняете.
Данте застонал. От неожиданности Амарант едва не уронил его. Глаза Данте широко раскрылись, он вцепился в раненое плечо демона. От боли у Амаранта помутилось в глазах, он споткнулся и едва не загремел на асфальт.
— Что ты делаешь? — зашипел он. — Отпусти!
— Это сделал ты, Амарант, — прохрипел Данте. — Ты! Ты обманул меня… друг.
Хватка ослабла, и секунду спустя рука соскользнула с плеча. Данте снова потерял сознание.
Амарант потрясенно смотрел на него. Впервые в жизни кто-то назвал его другом. Но сколько боли было в этом слове! Больше, чем в искромсанной на кусочки, но все еще дышащей жертве маньяка. Больше, чем Амарант мог бы причинить людям за всю свою бессмертную жизнь!
Он слишком далеко зашел. Не надо было так сближаться с Данте. Это было необходимо… Но так ли необходимо?
Впервые Амарант задумался над правильностью своего решения. Его толкала вперед потребность в возвращении сил, он не замечал ничего вокруг, стремясь как можно скорее снова стать бессмертным. Он вертел Данте, как хотел, закрывая глаза на его чувства. Манипулировал семьей, спас ту девчонку, Селену — и все ради того, чтобы завоевать его доверие.
Впервые Амарант почувствовал себя сволочью. Щеки запылали, и он в удивлении тряхнул головой.
— Мне стыдно? — прошептал он, сам себе не веря. — Быть такого не может!
Если Данте умрет, Амарант получит назад свою силу, как и было задумано. Только почему он совершенно этому не рад? Почему он тащит парня в больницу, вместо того, чтобы просто бросить на улице?
Потому что Данте прав.
Они стали друзьями.
— Но я же чертов демон, — потрясенно бормотал Амарант, медленно, но верно двигаясь вперед. — У меня не может быть друзей.
Но бледное лицо Данте говорило об обратном. Впервые у него появился друг. Которого он предал.
Трущобы закончились, впереди замаячил купол больницы. До нее было так близко… и в то же время так далеко. Каждый новый шаг давался Амаранту невероятным трудом, рана болела все сильнее. Но он не мог позволить себе сдаться. Только не сейчас, когда он так близко.
Амарант ногой распахнул двери приемного покоя. Дежурившая за стойкой медсестра подскочила от неожиданности и, мгновенно оценив ситуацию, вызвала реанимационную бригаду. Данте вырвали из рук Амаранта и уложили на каталку. Демона отпихнули в сторону с такой силой, что он едва устоял на ногах.
Все вокруг подернулось белой дымкой. Амарант с трудом дополз до стула и тяжело рухнул на него. Усталость навалилась бетонной плитой, в плече стучала боль.
— Вы ранены? — спросила медсестра, таращась на кровавое пятно на куртке. Повязку не было видно, поэтому Амарант солгал:
— Нет. Это его кровь.
— А лицо?
Демон лишь мотнул головой. Медсестра сразу же потеряла к нему всякий интерес и присоединилась к реанимации.
— В операционную, — распорядился врач, но бешеный писк прибора, который подключили к Данте, остановил его.
Данте выгнулся дугой и закричал.
В этом крике была заключена вся боль, которую он когда-либо испытывал. Крик рвался наружу, оглушая, сбивая с толку, заставляя забыть обо всем. Боль, перемежаемая с отчаянием, безнадежностью и горем, адский коктейль, который Данте носил в себе девять лет, перехлестнул через край и вырывался наружу громким воплем.