— Ты можешь оставить свою одежду здесь.
Ванин комбинезон оказался слишком велик. Нина натянула свой и улыбнулась, видя, как Ваня подворачивает рукава и штанины.
— Неважно, какой выбирать размер — они никогда толком не подходят. — Нина указала на собственный комбинезон, который был слишком коротким в рукавах, но слишком длинным в ногах. — Важно, что они не слишком обтягивают зад. А то было бы неловко наклоняться к пациентам. — Она подмигнула.
Ваня достала из саквояжа блокнот и карандаш и повесила сумку в шкаф.
— Я готова.
Когда они вернулись в коридор, их обдало запахом дезинфектанта, и у Вани что-то перевернулось в желудке.
— С тобой действительно все в порядке? — снова спросила Нина. Она подалась ближе. — Ты побледнела!
— А, всего лишь запах, — Ваня приложила руку к животу.
— Просто дай мне знать, если тебе потребуется наружу.
Ваня выпрямилась.
— Нет, не нужно. Приступим?
Нина нахмурилась и посмотрела на нее. Затем кивнула и пошла дальше по коридору.
Они провели все утро, посещая разные отделения. Население Аматки страдало от болезней, порожденных образом жизни, и производственных травм: больные спины от работы в теплицах и на грибной ферме, сердечно-сосудистые заболевания, остеопороз. И депрессия, повсюду депрессия.
— Здесь немного темнее, чем в Эссре, ты заметила? — спросила Нина.
Ваня покачала головой:
— Думаю, рассвет и закат начинаются примерно тогда же, что и обычно.
— Нет, не в этом дело. Дневной свет слабее. Девяносто процентов от яркости в Эссре.
— Кто сказал?
— Департамент исследований.
— О-о. — Ваня задумалась. — Как это ощущается?
— Ощущается? Я к этому привыкла. Но ты должна была заметить, что здесь тусклее.
— Может быть, чуть-чуть… Да нет. Не особенно.
— Ладно. Во всяком случае, так оно и есть. Вот почему мы завели световые кабинеты. — Нина распахнула двойные двери.
Коридор, в который они перешли, освещался ярче. Через маленькие окошечки в дверях с обеих сторон открывался вид на комнаты, полностью обставленные белой мебелью. Внутри каждой из них в белых креслах полулежали люди в белых халатах, обернув ноги в белые одеяла. Из потолочных ламп лился голубовато-белый свет.
— Сюда, когда потребуется, может прийти любой, — сказала Нина и кивнула на ближайшую к ним дверь. — Некоторые приходят каждый день. Большинство приходит примерно раз в неделю или раз в две недели.
— А это помогает? — Ваня покосилась на пациентов. Большинство читали книги или погрузились в беседы.
— Помогает. По большей части. И не забывай, что еще у нас есть кофе. — Нина подмигнула Ване. — Но, сдается мне, все мы немного меланхолики, даже те из нас, кто не болен.
—
Нина оставила Ваню в кладовой и пошла разобраться с каким-то служебным делом. Ваня занялась описью разложенных на полках предметов гигиены: мыла, медицинского спирта, крема, лубриканта, дезинфицирующих средств. Стесненность в груди, вызванная пропитавшим коридоры запашком, медленно рассеивалась, однако, когда открылась дверь и вернулась Нина, поползла обратно.
— Как успехи?
Ваня нахмурилась, глядя на свой список.
— Не уверена, что это пригодится. Вы пользуетесь только продукцией коммуны. Есть ли вещи, запасов которых вы не держите? Которые могли бы вам понадобиться?
Нина поцокала языком.
— Не думаю.
Ваня поставила бутылочку с лосьоном обратно на полку.
— Я закончила. Давай двигаться.
— Осталось посмотреть всего несколько отделений. Сюда.
Они спустились по лестнице и попали в еще один белый коридор, где на двойных дверях значилось «ДВЕРИ В ОТДЕЛЕНИЕ РЕПРОДУКЦИИ». Нина распахнула двери, дав дорогу очередной волне запахов антисептика. Резкий душок прянул Ване в ноздри и спустился в живот, вызвав новый спазм. Нина остановилась, положив руку на правую створку, и оглянулась через плечо.
— Что-то не так?
Ваня покачала головой и сказала:
— Нам туда не обязательно.
— Почему это?
— Давай просто скажем, что мы закончили.
Нина посмотрела на Ваню, а затем на табличку на двери.
— Ну хорошо.
Она повернулась и направилась в обратную сторону, Ваня последовала за ней. В коридоре они были одни; стук Нининых туфель эхом отдавался от стен.
— У тебя есть дети, Ваня? — Нина понизила голос.
— Нет. — Ответ прозвучал резко.
Голос Нины еще больше смягчился.