Евген моргнул.
— Гигиеническом?
— Да. Потому что здесь я, собственно, в командировке — от гигиенической компании. И я думала, что, может быть, у вас нашлись бы какие-нибудь книги или документы о вещах подобного рода.
Евген на несколько секунд уставился в пространство, затем сказал:
— Гигиена… нет, никаких книг нет. Но есть подшивки писем. — Он встал, обошел свой стол и направился к двери в дальнем конце комнаты. — Идите за мной.
Они пришли в длинную узкую комнату, почти что коридор. Полки, бегущие вдоль стен, были уставлены аккуратными рядами серых коробок. Ваня прошлась вдоль полок. На коробках не виднелось пометок «КОРОБКА» — только годы и тематика на шероховатой поверхности.
— Откуда взялись эти коробки? — спросила она. — Неужели?…
Евген кивнул:
— Хорошие коробки. Они здесь были с самого начала.
Он вытянул коробку и вручил ее Ване.
— Что это? — Ваня выпрямила руки, чтобы ухватить коробку получше.
— Письма и дневники. Кое-кого из людей, что пришли мне на ум.
— Вы знаете этот архив на память?
Евген потянулся за другой коробкой.
— Я сортирую все документы, которые поступают, когда кто-нибудь умрет. Все биографические тексты должны сохраняться.
— Но вы же не всегда здесь были, правда? Откуда вы знаете о них так много?
— Мне нравится читать. — Евген качнул своей коробкой в сторону двери.
Он поставил коробку на стол посреди библиотеки, Ваня поставила свою поверх той. Евген достал из кармана пару тонких перчаток и протянул ей.
— Как я уже сказал, письма и дневники, — сказал Евген и открыл первую коробку. — В этой письма некоего Кеттунс’ Даниэля. Он часто писал брату в Эссре о какой-то экземе, которой он болел. Его брат отослал письма сюда пару лет назад, после смерти Даниэля. — Он указал на другую коробку. — В этой — записи и письма первопроходцев. Некоторые из них упоминают о… э-э, телесных проблемах.
— Это ведь бумага, все это? — спросила Ваня. — Хорошая бумага?
— Она самая. И я не дам комитету ей завладеть. — Евген скорчил рожу. — Пока что.
— Это хорошо.
— У меня в термосе есть кофе, — сказал Евген. — Если вам вдруг захочется.
Ваня улыбнулась ему. Он осторожно улыбнулся в ответ и снова сел за стол. Потом слышался только скрип его карандаша по учетным карточкам.
Как и сказал Евген, Кеттунс’ Даниэль адресовал все письма брату, Викунс’ Тору в Эссре. Самое старое письмо он написал десять лет назад, последнему было три года. Даниэль писал примерно по письму каждые два месяца и почти исключительно о состоянии своего тела.
Дорогой брат!
Надеюсь, у тебя все хорошо. Здесь в последнее время дела обстоят тяжеловато. Экзема и все такое усиливается. Я как можно меньше умываюсь и натираюсь жирным кремом, но она продолжает распространяться. Врач говорит, что это не псориаз, но мне кажется, что это он и есть. Я читал об этом в библиотеке. Меньше купайтесь и продолжайте увлажнение, — вот что мне говорит доктор. Считается, что я должен принимать ванну только раз в две недели, а в остальное время просто протираться намыленным куском ткани. Врач говорит, что интимное мыло — самое лучшее, но мне не нравится запах. И потом, я должен пользоваться жирным кремом. Я его втираю и втираю, но только чувствую себя сальным. Крем всего лишь ложится поверх сыпи. Ну, хватит об этом.
Ваня перелистывала странички. Подробные описания гигиенических процедур Даниэля, его суждения о различных мылах и кремах, его размышления о себе. Он нигде не упоминал об ответах брата. Но с экземой неизменно становилось все хуже.
Что ж, я не знаю, что делать. Ничто не помогает. Эта корка экземы уже на обратной стороне коленей, на спине и на сгибах рук, она перешла мне на голову. Кожа кажется ломкой и болит, когда я ее трогаю. Короста на коже черепа чешется и шелушится. Врач говорит, что это может быть психосоматическая реакция. Он хочет сказать, что я истерик. Он не сказал «истерик», но я-то буквально слышу, что именно это он думает. Он спросил меня, как я себя чувствую. «Прекрасно, — сказал я, — если не считать экземы». Я не хочу туда больше возвращаться. Когда мне приходится показывать им все свои недостатки и болячки, я себя ощущаю таким маленьким. Вроде как я плакса. Мне почти жаль, что у меня не сломана нога или что-нибудь в этом роде, потому что тогда, по крайней мере, со мной было бы определенно что-то не так. Тогда они могли бы сказать: «у вас сломана нога», и ее поправить.
Даниэль перебрал различные методы лечения: его отправляли в клинику на цикл теплых грибных припарок. Он пробовал диету, из которой поочередно исключались грибы, корнеплоды или бобы. Ничего не выходило. Его суставы и мышцы начали болеть. Он писал все реже и реже.