— Отчего же нет?
Улла посмотрела на Ваню поверх ободка чашки.
— Оттого, что я думаю, что кое-кто, дающий двум своим вещам раствориться в течение всего лишь одной недели… может быть не слишком в восторге от порядка вещей, если вы понимаете, о чем я. — Она прихлебнула вина. — Кроме того, разве вы не слышали? Я стара и не в своем уме.
Ваня провела день в своей комнате за столом, завернувшись в пуховое одеяло. Все, что ей было видно из окна, — это крыши и за ними обводы теплиц. Перед ней лежала раскрытая «О Теплице 7», наполненная уютными описаниями мира, успокаивающими все сильнее с каждым разом, как она их перечитывала. И все же слова Уллы не оставляли ее: «кое-кто, дающий двум своим вещам раствориться в течение всего лишь одной недели, может быть не слишком в восторге от порядка вещей». Похоже, что и Улла не слишком в восторге. И если судить по тому гимну и рукописным стихам, то и Беролс’ Анна тоже. С ней было связано больше, чем стихи о теплицах и несложная эпитафия в учебнике истории. Улла что-то знала. И чего-то хотела. Чего — вот вопрос.
ЧЕТВЕРТОДЕНЬ
— Дистиллят Номер Один, сорок шесть об.% спирта. Изготовлено из репы, — вслух прочла Ваня.
— Самый популярный спиртной напиток в Аматке после Дистиллята Номер Четыре, — пояснила Нина. — Среднее потребление три целых семьдесят пять сотых литра на человека в год.
— Откуда ты знаешь?
— Оттуда, что у меня есть больные с циррозом печени. Вокруг полным-полно цирроза.
— В Эссре — два с половиной литра, — сказала Ваня.
— А ты откуда это знаешь?
— Писала брошюрку о воздержании. — Ваня протянула ей чашку.
Нина фыркнула и налила Ване снова. Стоял полдень. Где-то час назад Нина пришла домой и с гулким стуком поставила на стол бутылку: «У меня завтра выходной. Давай выпьем».
Этим и занялись. Нина сварила крепкий кофе и долила в чашки столько дистиллята, что от поднимающегося пара у Вани пощипывало в ноздрях. Ликер был жестче, чем в Эссре, и заставлял расходиться по груди резкое тепло. Нина с порозовевшими щеками рассказывала истории про пациентов с нелепыми травмами.
У Вани потихоньку расслаблялись плечи. Самой ей рассказать смешного было нечего, но она наслаждалась, слушая Нину.
— Так славно видеть, как ты смеешься, — заметила Нина.
Ваня вспыхнула.
— Что, а обычно я не смеюсь?
Нина покачала головой.
— Нет. И это просто обидно, потому что у тебя все лицо начинает светиться. Ты все время такая серьезная, в тревожных морщинках.
Ваня поскребла ногтем этикетку на бутылке.
— Может, и так.
Нина протянула руку и остановила ее беспокойные пальцы:
— Эй. Что с тобой приключилось?
— Что ты имеешь в виду — «со мной приключилось»?
— Сама знаешь — когда мы были в клинике. В фертильном отделении.
— А. Это.
— Не хочешь выговориться?
— Там не о чем особо говорить.
Нина взяла бутылку и смешала им по новой порции кофе с дистиллятом.
— Со мной это тоже было, — сказала она. — До того, как у меня появилась Тора. Мы с Иваром занимались осеменением дома, знаешь, одной из этих мерзких штуковин…
— Осеменением? — спросила Ваня. — Я думала, вы…
— Что? Нет-нет, — засмеялась Нина. — Ты еще не задумывалась, почему у нас отдельные комнаты?
— Я думала, это для того, чтобы было меньше пустого места.
Нина снова рассмеялась и покачала головой.
— Нет-нет-нет. Знаешь, мы лучшие друзья со времен интерната. Мы всегда жили вместе. Просто практичнее было сделать пару детей вместе, вместо того, чтобы стоять в очереди в клинике или пытаться подцепить кого-нибудь в центре досуга.
— Понятно. — Ваня вновь принялась ковырять бутылочную этикетку.
— Как бы то ни было… мы уже довольно долго старались с этим шприцом. И тогда я подумала, что наконец-то сработало. Но у меня почти сразу случился выкидыш. Это было ужасно.
— Но почему? — тихо спросила Ваня. — Что в этом было ужасного?
— Потому что я надеялась, понимаешь? И потому что хотела иметь детей и, ну, внести свой вклад. Сделать от себя для коммуны. Что мне по способностям, так? — Нина пожала плечами. — Но потом появились Тора и Ида. Наверное, я пытаюсь сказать, что в следующий раз все может пойти лучше.
— Следующего раза не будет, — сказала Ваня. Она прихватила край этикетки большим и указательным пальцами и потянула за него. — Они сдались. Ничего не вышло.
Нина вздохнула.
— Очень жаль это слышать.