Кто-то начал хлопать. Аплодисменты громом разнеслись по залу. Грета успокаивающе подняла руки и держала, пока толпа не успокоилась.
— Сегодня вечером мы начнем лечить болезнь одиночества. Мы собираемся поговорить о нашей боли, наших мыслях и благодаря этому стать ближе друг к другу. Никто не станет сердиться на вас. Никто вас не накажет. Товарищи встретят вас сочувствием. Не бойтесь! Подходите! — Грета сделала шаг в сторону и поманила рукой.
Словно как по команде на эстраду поднялась молодая женщина. Она говорила о том, что недоброжелательно думала о соседях по дому, но на самом деле это было оттого, что она чувствовала себя ниже их. Толпа ей аплодировала. Она сошла с помоста, по ее лицу текли слезы. Ее встретили соседи по дому, которые обняли и поцеловали ее.
После этого люди начали чуть ли не бросаться на эстраду. Горожане поднимались один за другим, голося принародно о своем одиночестве, о своих нелояльных мыслях, о мелком воровстве канцелярских принадлежностей, о своих недобрых поступках по отношению к товарищам. Им аплодировали — одному за другим, и друзья их обнимали. Атмосфера накалилась. Сцены не хватало. Некоторые вставали на скамейки и столы, чтобы обратиться к тем, кто ближе. Ваня и Нина по-прежнему сидели, Нина смотрела в пространство, ее рука пряталась в уголке тепла и спокойствия в кружащемся хаосе — в Ваниной руке. Истерия перекинулась на их стол. Их соседи вставали, чтобы поведать всем о сомнениях, мелочности, одиночестве. Они плакали, освобождаясь от своих мелких проступков. В конце концов наступила минутная тишина. Остальные повернулись к Ване и Нине.
— Скажите что-нибудь, — потребовал мужчина рядом с ними.
Его лицо перепачкали соленые потеки — он признавался в том, что однажды смазал дочь по лицу за то, что была слишком шумной в шестодень.
У Вани онемели руки и ноги. Рядом с ней вздрогнула Нина, как будто только теперь поняв, где она. Молчание затянулось.
Мужчина со следами слез на щеках взял Ваню за свободную руку и погладил ее.
— Вы можете все рассказать нам.
Отвращение от его липкого прикосновения к коже заставило Ваню перейти черту, о которой она не догадывалась.
— Мне не в чем каяться, — громко заявила она. — Я не собираюсь просить прощения.
Окружающие, разинув рты, уставились на нее. Ваня вырвалась из мужской хватки. Она неуклюже шагнула назад через скамью. Нина все еще держала ее за другую руку и смотрела на Ваню с ужасом.
— Я не сделала ничего дурного, — сказала ей Ваня. — Ничего.
Нина не пыталась удержать ее. Ваня протиснулась в сырую ночь сквозь исступленную толпу.
— Подожди!
Это выбежала Нина, позади нее хлопнули двери развлекательного центра. Они были одни на улице, из зала на них накатывался шум. Нина подняла руки и снова опустила — она подошла так близко, что положила руку на Ванино плечо.
— Куда ты идешь?
Ваня посмотрела на руку на свое плече, провела взглядом по ней до Нининого плеча, и перевела дальше — на лицо. Нина осунулась, исхудала. Уверенной надежности, подле которой сворачивалась клубочком Ваня, больше не стало.
— Я иду домой, — ответила она.
Глаза Нины наполнились слезами. Ее подбородок задрожал.
— Нет, не идешь. Ты дрянная лгунья.
— Я не собираюсь там сидеть и всем рассказывать, какая я неправильная. Мне всю жизнь приходилось, а теперь надоело. — По крайней мере отчасти это было правдой.
— Послушай, Ваня, все делают ошибки. Вот зачем сейчас это все — не для того, чтобы пальцами показывать, а для того, чтобы признать, что все мы иногда делаем ошибки, чтобы не чувствовать себя в одиночестве…
— Иногда! Как замечательно, когда ты ошибаешься только изредка, правда? Большая, сильная, здоровая, двое детей, спасаешь жизни каждый день, и только изредка дела идут немножечко наперекосяк. Должно быть, приятно — пойти тогда и чуточку славненько покаяться, чтобы можно было пойти домой и радоваться, какая ты хорошая девочка.
Нина зажала рот ладонью. Она отступила на пару шагов и нахмурилась. Ваня поняла, что, видимо, перешла на крик. Какая разница?
Ваня стукнула себя в грудь.
— Но как же я? Я только и делаю, что ошибаюсь. Мне что, идти внутрь и плакаться? — Ваня помотала головой. — Заходи туда и кайся вслух, если тебе станет легче. С меня хватит.
Нина надолго притихла.
— Я понимаю, — сказала она слабым голосом. — Так. Ты собираешься домой?
Ваня молчала.
Нина сглотнула и поморгала.
— Я оставлю тебя в покое.
Она развернулась и пошла обратно в развлекательный центр. Когда она открыла двери и ступила внутрь, на улицу выплеснулись крики и плач.