– Прошу простить меня, – сказал он на португальском, стаскивая со рта и носа лоскут, служивший противодымной повязкой. – У вас кто-то погиб?
– Пятеро… Дети… – Голос бразильца дрогнул. – И еще многие пострадали от дыма.
– Что здесь случилось?
Миссионер вынул платок и отер с лица сажу.
– Я… я один во всем виноват. Я ведь должен был это предвидеть…
Он обернулся и глянул на храм с колокольней. Если не считать пятен пепла и копоти, они не пострадали от пожара. Священник опустил лицо в ладони. Спина его тихо вздрагивала от рыданий. Прошла минута, прежде чем он смог продолжить:
– Это я настоял на отправке тела в Манаус.
Натан вдруг понял, с кем говорит.
– Падре Батиста?
Так звали главу местной миссии – именно он обнаружил агента Кларка.
Рослый бразилец кивнул.
– Да простит меня Бог.
Нат повел Гарсия Луиса Батисту из почерневших развалин деревни через нетронутые огнем зеленые поля в сторону церкви. По дороге он кратко представился. Поравнявшись с одним из рейнджеров, покрытым сажей и потом, Натан попросил его направить к ним О'Брайенов. Рейнджер откозырял и удалился.
Нат помог падре взойти по деревянным ступенькам и проводил его внутрь через двустворчатые двери. В церкви было темно и прохладно. Ряды полированных скамей окаймляли центральный проход к алтарю с огромным распятием красного дерева. Зал был почти пуст за исключением нескольких изможденных индейцев, расположившихся на полу и скамьях. Нат пропустил падре вперед и усадил в первом ряду. Гарсия тяжело опустился, не сводя глаз с распятия.
– Все из-за меня.
Он уронил голову и воздел руки в молитве.
Нат сидел тихо, не смея прервать уединения миссионера. Затем двери храма распахнулись, и в проеме показались Келли и Фрэнк в компании профессора Коуве. Все трое были с головы до ног покрыты сажей и пеплом. Нат помахал им рукой.
Приближение незнакомцев отвлекло падре Батисту от молитв. Натан представил священника остальным. Когда все познакомились, он сел возле падре и попросил:
– Объясните нам, что здесь произошло. Как начался пожар?
Гарсия оглядел всех по очереди, тяжко вздохнул и уставился на носки башмаков.
– Всему виной мое легкомыслие.
Келли села по другую руку от священника.
– Что вы хотите сказать? – осторожно спросила она. После секундной паузы падре снова заговорил:
– В ту ночь, когда бедняга вышел из леса, шаман яномамо клял меня за то, что я привел его в деревню. Он предупреждал, что тело должно быть сожжено. – Падре посмотрел Нату в глаза. – Как я мог сделать такое? Наверняка этот Кларк был человек семейный. Возможно, даже христианин.
Натан похлопал его по руке.
– Разумеется.
– И все-таки рано я сбросил со счетов предрассудки индейцев. Я обманулся, сочтя их готовыми принять католичество, многих даже крестил. – Падре качал головой.
– Не стоит себя винить, – подбодрил его Нат. – Просто некоторые верования так сильны, что с ними невозможно расстаться сразу, даже приняв крещение.
Батиста поник головой.
– Поначалу все шло хорошо. Шаман позлился на меня за отказ кремировать тело, но затем немного остыл, узнав, что его вывезут из деревни. По крайней мере, выглядел довольным.
– А что было потом?
– Неделю спустя у двоих детей началась лихорадка. Ничего особенного в том не было – такие вещи случаются каждый день. Но шаман рассудил, что болезнь была вызвана проклятием, которое принес с собой мертвец.
Натан кивнул. Он собственными ушами слышал подобные измышления. В понятии многих индейцев болезни вызываются не столько травмами или заразой, сколько колдовством шамана из соседней деревни. На этой почве нередко вспыхивали войны.
– Я ничем не смог переубедить их. Через несколько дней заболело еще трое, в том числе ребенок яномамо. У индейцев стали сдавать нервы. Несколько семей даже снялись и уехали. Распевы шаманов и бубны гудели всю ночь напролет.
Гарсия закрыл глаза.
– Я радировал о медицинской помощи, а когда через четыре дня приехал доктор из Джанты, никто из индейцев не позволил ему осмотреть детей. Шаман яномамо их всех подговорил. Я ходил к ним, просил, но они наотрез отказались лечиться. Отдали детвору этому шарлатану.
Нат хмыкнул, услышав острое слово. Он переглянулся с профессором Коуве – тот слегка тряхнул головой, призывая сохранять молчание.
Падре продолжил:
– В одну из ночей умер первый ребенок. Его оплакивала вся деревня. Чтобы скрыть неудачу, шаман объявил место проклятым и призывал срочно покинуть его. Я, как мог, старался остановить панику, но все шли на поводу у шамана. На заре он и его сподручные подожгли свое шабоно и сбежали в джунгли.