- Что за источник? – любопытствовала я, разуваясь на входе в полный мрак тренировочной комнатёнки. Но в ней было теплее, чем на улице, и это радовало.
- Ледяной пруд повыше в горах. Там закаляются подготовленные ученики, иногда там медитируют, а иногда и проводят традиционные обряды, связанные с посвящением или раскаянием, или чем-нибудь ещё.
- Мастер Хонбин приложил Сону и Минхёна. Если я сделаю что-то не так, меня тоже поколотят?
- Нет, - посмеялся Чимин, плутая где-то возле меня. Когда же я научусь хоть как-то ориентироваться и угадывать его место положения? Я всё ещё не определилась, на какое из своих чувств лучше полагаться: слух, обоняние, зрение? – Но если всё-таки ты провинишься, я попрошу, чтобы мне разрешили тебя отшлёпать.
- Чимин! – попросила я его угомониться на этот счёт.
- Хорошо-хорошо, позовём ради этого Чонгука, - поддел он меня, и по голосу было слышно, что он издевается, зная о моих симпатиях. Но у меня вспыхнули даже уши. Зачем он это сказал? Я вспомнила самые первые встречи и знакомство с Чонгуком, когда загляделась на его великолепные ноги и упругие бёдра, затянутые в кожаные штаны. Клянусь, я никогда не видела больше у мужчин столь совершенных форм. Впрочем, я не видела всех мужчин в таких штанах, не исключено, что если облепить ими ниже пояса кого-то из местных или Чжунэ… Чёрт! Опять он? Откуда ты взялся, проклятый Чжунэ? Я забываю тебя, забываю!
- Я сама вас отшлёпаю, дай только подучиться! – взъярилась я и, сосредоточившись, попыталась ударить Чимина, но в который раз не угадала с его нахождением по отношению меня, ввинтив кулак в пустой воздух.
Выйдя за водой для умывания, я окунулась в тянущийся по склону туман. Утро распаривало, и сквозь него проходило к земле бледным солнцем, лучезарно искрясь в частицах влаги. Поставив ведро, я позволила себе потянуться и постоять с минуту, любуясь первозданной красотой Каясан и обители, запрятавшейся на ней. Невидимые, щебетали птицы в весенне-сочной зелени деревьев, сосны поскрипывали макушками, подхватывая ветер в вышине, шелест листвы сливался с плеском воды – где-то в монастыре уже просыпалась жизнь, колодцы крутили свои цепи, тазы наполнялись, люди освежались. Я тоже пошагала к ближайшему, набрала воды, нехотя вернулась в комнату, со двора уходить желания не было. Поэтому я быстро привела себя в порядок вперёд Джоанны и выскочила обратно. Девчонка ночью вернулась с занятий счастливая, но заверила, что, конечно же, всё было в рамках приличий. Я, в общем-то, иного от мастера Эна и не ждала, но порадовалась, что и Джоанна не полезла на рожон.
Дыша полной грудью, поздоровавшись с прошедшим мимо Нгуеном, я неспешно добрела до столовой и заглянула в неё. Элии ещё не было, но печь уже растопила Заринэ, и вовсю стряпала.
- Доброе утро, - подошла я к ней.
- Доброе утро, - ответила она. Детей возле не было.
- Мастер Лео ушёл за Сону с Минхёном?
- Да, - лаконично сообщила она. Я помнила, что Заринэ не любит много разговаривать, но помнила и предупреждение Элии, что это не со зла, а натура у неё такая, к тому же, не в совершенстве ещё девушка владеет корейским языком.
- Я переживаю за ребят, - вздохнула я.
- Лео справедлив, - только и бросила его жена.
- А где Хо и Шер?
- Они их взяли с собой. – Я выдохнула спокойно. Если уж в поход снарядили и детей, то там не будет никаких строгих наказаний.
- Тебе помочь чем-нибудь?
- Я справляюсь, - на секунду остановившись, выпрямила она спину и, о чудо, улыбнулась мне!
- Ладно, - улыбнулась я тоже. – Но если что – обращайся, я всегда готова помочь.
До завтрака ещё оставалось время, и я снова решила пройтись. Ниже, у храма, я заметила шныряющих адептов. В него заходили не все, но некоторые ребята были или стали тут буддистами, а потому заглядывали в святыню в поисках… чего? Не знаю, как не религиозный человек, я не знала, чего можно искать в религии. Духовное просвещение у них было на лекциях мастера Ли, цели с лихвой обеспечивались долгом золотого. Искать Бога? Насколько я помню, в буддизме его и не было. Ох, намного легче мне было в связи с этим общаться с Чимином, он тоже не лез туда, где ничего не понятно.
Когда юношей стало поменьше, я всё равно подошла ко входу в храм, видя внутри горящие лампады, крутящиеся барабаны с молитвами внутри, золотую статую Будды, украшения из цветов, красивую роспись стен.
- Проходи, не стесняйся. – Я вздрогнула, обнаружив рядом Бродягу. Он заметил моё невольное движение, улыбнулся: - Я напугал тебя вчера своей жестокостью?
- Нет, я понимаю, иногда нужно воспитывать и кнутом… Но я спрашивала потом у Чимина, не побьют ли меня, если что? Не могла не подумать об этом.
Разувшись, мы вошли внутрь, очень тихо разговаривая.
- Убивать женщин мне приходилось, бить – нет, - шепнул мастер Хонбин. Убивать женщин… А ведь и мне придётся сражаться не только с противоположным полом, но и с себе подобными. – За какой-нибудь грех, возможно, наставники и могут огреть посохом, но не лупить так, как мужчин.
- Да они ещё мальчишки, - зачем-то попыталась я оправдать своих боевых товарищей, которые мне теперь братья.
- В двадцать лет? Мальчишки? Я в их годы таким не был, - свёл брови к переносице мастер, и сразу весь опыт его жизни, годы отразились в его глазах, смотрящих куда-то на алтарь. – В двадцать лет, Чонён, никто уже не мальчик, это сознательный возраст, когда понимание всего и вся должно быть приобретено, если же этого не произошло, то у человека слабоумие и ему место в лечебнице. Нынешнее поколение взрослеет позже, делает это с трудом и сопротивляется этому, затянувшееся детство, расхлябанность, беззаботность и безответственность стали модой, только ребячливость путают с дуростью. Детство – это наивный взгляд на жизнь, а современные парни и девчонки, да простит меня святая обитель за сквернословие, перетрахавшись ещё в шестнадцать и не вылезая из ночных клубов с выпивкой, при попытках возложить на них ответственность, называют себя ещё детьми. – Я подумала о Чжунэ. Как точно всё подметил мастер! И он тотчас подметил то, на чём я и сама себя поймала: - Оправдать на словах возможно всё, Чонён, такова природа слов – они изворотливы, переменчивы и имеют много смыслов, но поступки говорят сами за себя. Я привык смотреть на дело, и закрывать слух от оправданий.
- Мастер Хонбин, а можно спросить?
- Конечно.
- Я думала о буддизме, глядя на адептов… Чему учит непосредственно храм? Чему они здесь поклоняются?
- Ничему. В буддизме нет поклонения, - подобрев после закрытия серьёзной темы, улыбнулся он, снова помолодев и украсившись ямочками на щеках. – Статуя не подразумевает никакую конкретную личность, это образ просветлённого человека, блаженная улыбка на устах, медитативная поза. Когда ученики смотрят на неё, они должны вспоминать, к чему стремятся сами – о своей цели, о том, кем они должны стать. Видишь вокруг миниатюры ступ и рисунки, рассказывающие истории и мифы о Гаутаме и бодхисаттвах? – Я кивнула. – Это всего лишь напоминание о главном: цели, пути достижения и тех, кто должен быть рядом, друзьях, наставниках и помощниках. Буддийский алтарь – это зеркало, в котором каждый должен увидеть себя.
Прозвучал сигнал гонга, и мы вынужденно прервали беседу, подойдя к обуви и засовывая в неё ступни, чтобы отправиться на завтрак.
Комментарий к Вечер 4-го августа и утро 5-го
*Мусин – планета Юпитер.
========== 5-е и утро 6-го августа ==========
Сону и Минхёна я не видела до самого обеда, а когда они там появились, то по их порциям стало ясно, что на них наложили епитимью - обязали поститься. Помимо этого бедняг после крошечной доли еды отправили в козий сарай, мыть его и чистить, в то время как настоятель Хенсок вновь угнал животных бродить по просторам монастыря и кушать свежую траву. Подобные наказания жестокими назвать было нельзя, но заставляющими в следующий раз хорошенько подумать прежде, чем делать – да.
Я не замечала между ребятами враждебности, скорее всего они и подрались-то в силу того, что в юности гормоны бурлят, а тут им выхода никакого нет, вот они и срываются время от времени. Когда я проходила по лестницам и видела вдалеке их за дурно пахнущим, но честным и благородным трудом, они работали слаженно и даже болтали с улыбками на лицах, ползая на коленках с щётками в руках.