Диэйт нас озадачил. Мы все задумались, замолчав. Челюсти заработали, сомкнутые рты усердно перемалывали пищу, как и наши мозги перемалывали подкинутую тему для размышления.
— Допустим, — первым заговорил Самуэль, — если кто-то тащится от триллеров и фильмов с тяжёлыми, кровавыми сценами — это же ненормально? Явно же человек немного «того».
— Да, но если это little skinny girl, то и бог с ней, — махнул ладонью Вернон, — а если это hefty and big man, то who knows чего от него ждать? Такого потенциального психа лучше вразумить или контролировать.
— Но он же может быть и не агрессивным вовсе, — заметил Ямада.
— То есть, отсутствие агрессии делает нормой увлечение садизмом и извращениями?
— Отвлечёмся от этого примера, — остановил их Диэйт, — всё-таки, если увлечение не извращенное, а просто глупое и пустое, вроде как играть в кукол барби и одеваться во всё розовое, слушая все альбомы AKB48…
— Что сразу AKB48? — со скептицизмом посмотрел на него Ямада. — У вас Orange caramel есть.
— Это не у нас, это у них, — указал Диэйт на меня.
— Я такое не слушаю, — подняла я руки, как бы сдаваясь.
— Crazy asians, сами себя путают, — захохотал Вернон, переглянувшись с Самуэлем, тоже улыбнувшимся.
— Побазарь мне тут, человек, чья родина рассадник гомосятины, — воззрился на него с иронией Джунхуэй.
— Наши западные гомосеки, кстати, пишут лучшую музыку в мире, — парировал Вернон.
— То-то тебя к ней так и тянет…
— За такой намёк можно и отхватить…
— Во времена самураев, — вклинился Ямада, — почти у каждого воина был юный любовник, и это не порицалось.
Тишина щёлкнула, как будто кто-то включил её, нажав на кнопку. Парни повернули головы к Ямаде. Джунхуэй поднял палец и указал им прочь, к центральному проходу столовой:
— Из-за столика вышел.
— Да я же об историческом факте…
— Вышел!
— Да дайте мне договорить! — повысил голос Диэйт и, боясь, что мастера сейчас своё внимание обратят на нас, вжал голову в плечи, заговорив шепотом: — Если увлечение невинное, но глупое — рюшечки, бантики, культивирование в себе детского образа…
— Ну, если это little skinny girl, — повторил Вернон, сдерживая смех, — то и бог с ней, а если это…
— Да мы поняли уже, — остановил его Самуэль, — девчонкам можно всё, парням — ничего.
— Мне нравится его логика, — шутя, но с серьёзным видом заверила я, — пусть продолжает.
— Да он просто перед тобой рисуется, — подмигнул мне Диэйт.
— Нет, я правда так думаю! — опроверг слова товарища Вернон. — Женщинам можно больше, потому что они слабые, и вреда причинить мужчинам не могут… — Самуэль стал подавать ему знаки, чтобы он заткнулся и посмотрел на меня, хотя я молчала и ничего не делала, но, судя по всему, миф о слабых женщинах я своей персоной разрушала. К тому же, Самуэль был менее опытным в борьбе, чем я, и меня с ним в пару ставили крайне редко, потому что я его всегда побеждала. Мой американский друг наконец-то заметил сигналы и посмотрел на меня. — Well, не все девушки слабые, окей. Но по большей части-то они с мужчинами не совладают! Поэтому спрос в первую очередь с мужчин, к ним все требования, а за девчонками уж мы приглядим.
— А вот теперь не знаю, как относиться к такой точке зрения, — вздохнула я, — вроде бы всё разрешил женщинам, а при этом контролёрами поставил мужиков, как каких-то идеальных и доминирующих.
— Да нет же, мы не идеальные, наоборот, — пытался объяснить Вернон дальше, — мы должны себя воспитывать в десять, в сто раз строже, чем женщины! Потому что у нас от природы сила большая, чем у вас, а силу дуракам давать вообще нельзя.
— А что, если искусство — это побочный продукт жизнедеятельности? — задумался Джунхуэй. — Что, если оно в любом своём виде никчемно и не нужно? Оно приводит к разногласиям и расхождениям, но разве способно облагораживать по-настоящему? Или, опять же, объединять?
— В кружки по интересам, — улыбнулся Самуэль.
— А как же боевое искусство? — спросила я у Джунхуэя.
— О нём я как-то не подумал, речь же шла о музыке и всём таком.
— Вот Моцарт и Сальери! — осенило Вернона. — Действительно же, творчество породило зависть, и в результате было совершено убийство. Казалось бы, писать красивую музыку — что может быть прекраснее?
— Стать при этом гомосеком? — хмыкнул Джунхуэй. Ребята захихикали в кулаки, чтобы не оглушить столовую смехом. Вернон закатил глаза и вернулся к обеду. — Ну ладно тебе, продолжай, я пошутил. Не обижайся, янки.