Царанка, должно быть, испытывал то же самое. Она слышала, как при всякой проходившей мимо кровной и рослой лошади, всякий раз, как Первухина, или ее муж, или Пеговские, или кто-либо из офицеров полка подъез-жали к Фанни, заговаривали с ней или останавливали не-подалеку своих прекрасных лошадей, он чмокал и гово-рил:
— Эх, барышня! Наша бы такая! Ах! Лошадь! Ло-шадь!
Туземцы, толстый и важный старик бай Юлдашев, татарин Нурмаметов, распорядитель байги Исмалетдин Исмалетдинович Исмалетдинов, сидели на прекрасно вычищенных, сытых, блестящих от овса маленьких кир-гизских лошадках. Уздечки, нагрудники, пахвы и широ-кие луки седел были почти сплошь убраны серебром, зо-лотом и самородными камнями — халцедонами, яшмами, ониксами, лунным камнем и мутно-зелеными хризопраза-ми. Тяжелые седельные уборы стоили не одну тысячу руб-лей.
Всадники в пышных, золотом шитых халатах сидели, как изваяния. На бае Юлдашеве костюм был выдержан в темно-фиолетовых тонах. Лиловый бархатный колпак круглой шапки был оторочен седым соболем. Лиловый халат, на который с шеи спускались ордена Станислава и Анны на бледно-розовой и на пунцовой лентах, был расшит большими золотыми цветами и оторочен соболем. В большие золотые, чеканной работы, круглые стре-мена были вложены ноги в мягких темно-красного сафь-яна ичигах.
Толстый, круглый и темнолицый Нурмаметов был в ярко-зеленом, шитом серебром халате и черной шапке, на Исмалетдинове был халат золотистого цвета, а голо-ва его была повязана пышными складками зеленой чал-мы. Он был в Мекке.
За их рослыми, жирными, осанистыми фигурами густой толпой стояли киргизы. Одни — в богатых, выши-тых вручную шелками халатах, другие — в простых сит-цевых белых с лиловыми, зелеными или желтыми полоса-ми, третьи — в однотонных цветных — лиловых, малино-вых, зеленых и розовых.
Желтые, медно-красные, темные, почти черные лица, узкие глаза со сверкающими белками, черные усы, реже черные бороды. На лицах, обычно спокойных, горел азарт, глаза сверкали страстью, темные губы были откры-ты, и блистали удивительной белизны зубы. Гортанная, крикливая болтовня киргизов переливалась по полю, затихая в минуту полного напряжения внимания и разра-жаясь криками восторга, порицания, угрозами, бранью и сразу потом одобрением.
Сзади обширным становищем по широкому степно-му плоскогорью были раскинуты их кибитки. Там броди-ли женщины, дымили костры, и налетающий ветер доно-сил оттуда раздражающий запах жареной баранины. Там готовилось угощение. В больших тазах остуживали ку-мыс и медленно переливали его, чтобы вызвать игру, ки-пятили крепкий бульон на бараньем сале, разваривали курдюки и запекали в углях бараньи головы с нежными, белыми, как бумага, мозгами.
Слуги Юлдашева и Исмалетдинова в больших вед-рах со снегом, набранным с гор, замораживали бутылки французского шампанского и на громадных подносах раскладывали красивыми кучами дыни, персики, яблоки, груши и виноград всех цветов и величин.
Состязание на пятьдесят верст окончилось, и пер-вый пришел в 1 час 38 минут. Это был маленький маль-чишка, жокей Исмалетдинова, в шелковой зеленой ша-почке, такой же рубашке и темных штанишках. Он был крепко привязан ремнями к седлу и болтался изнеможен-ный, почти в обмороке, еле держа поводья в руках. Ло-шадь подхватили, мальчика отвязали и понесли отпаи-вать горячим чаем. За ним, растянувшись почти на версту, прискакали и другие участники скачки. Толпа загалдела и двинулась с поздравлениями к владельцу. Лошадь, худую до костей, но с сильными мускулами ног, злобно косившуюся по сторонам, увели и разместились снова, более тесно. Скачки были кончены. Начинались конные игры.
На середину зеленого луга на ловком длинногривом и длиннохвостом вороном жеребце, сверкающем набором из белых раковин, выскочила девушка лет шестнадцати. Она была очень красивая, с матовым цветом лица, с ру-мянцем во всю щеку, с блестящими карими, чуть косыми глазами и черными косами, могущими закрыть всю спи-ну и прикрытыми пунцовой шелковой шапочкой. На ней был пестрый, с темно-синими и красными полосами, ха-латик и темно-синие шаровары. Алые туфельки были обуты на ноги. Пестрые ленты и монисто бились на моло-дой шее и груди. Сверкали золотые монеты, горели алма-зы стеклянных бус, и она, живая, как ртуть, на ловком и подвижном коне, с тяжелой плеткой в руках, проно-силась вдоль публики взад и вперед, скаля белые зубы и дразня многообещающей улыбкой.
Это «девушка-волк».
Молодой парень-киргиз лихо изогнулся в седле, дико гикнул и вылетел из толпы вслед за нею. Но она уклони-лась, и он, при смехе толпы, пролетел мимо, а она, смеясь, поскакала за ним. Начиналась милая, грациозная, но же-стокая киргизская игра. Девушка-волк не только уклоня-лась от нападавших на нее молодых людей, но и награж-дала жестокими ударами плети по чем попало тех из них, которые подлетали слишком близко и неосторожно.
Игра продолжалась уже больше пятнадцати минут. Девушка-волк увлекала своею ловкостью толпу. Зрители ахали, смеялись при всяком ее удачном взмахе плеткой, при всяком ловком обороте коня. Уже пятеро вернулись с рассеченными в кровь щеками и шеями, наконец, выско-чил шестой. Это был ловкий молодец на прекрасной гне-дой лошади. Когда он выскочил, толпа радостно привет-ствовала его шумным гоготанием. Это была знамени-тость степей. Лучший джигит и наездник — Ахмет.
Гнедой и вороной кони сходились и расходились, Ахмет снижался корпусом чуть не до земли, избегая мет-ких ударов плети, отскакивал в сторону и живо нагонял девушку-волка, как только она начинала уходить. Из-под набора раковин белыми клочьями выступила на вороном жеребце пена. Наконец парень изловчился, схватил де-вушку обеими руками поперек за талию и крепко поцело-вал ее в губы…
«А-а-а…» — загалдела восторженно толпа, и Ахмет с девушкой-волком подлетели к генералу Кондорову. Он указал им глазами на бая Юлдашева и Исмалетдинова, и победитель, и побежденная, счастливые, разгоряченные и сияющие, подъехали к важным старикам за призами.
Толпа загалдела и направилась к кибиткам и к кост-рам. Поле стало пустеть. Группа европейцев оставалась еще, обмениваясь впечатлениями.
Аничков подъехал к Фанни.
— Ну, как, Феодосия Николаевна, понравились вам киргизские скачки и игры? — спросил он.
— Ах, очень. Особенно эта девушка-волк. Такая пре-лесть!
— Давайте сыграем и мы.
Мальчишеский задор сверкнул в глазах Аничкова и нашел ответ в улыбающемся лице Фанни. Начавший было засыпать в ней сорванец-мальчишка проснулся с но-вой силой.
— Ну, Фанни Николаевна, — сказал генерал, — на-чинайте. Я за вами первый.
— Ваше превосходительство, — сказал Первухин, — пусть раньше молодежь утомит этого волка, а потом мы уже с вами кинемся приканчивать его.
Фанни оглянулась. Все смотрели на нее, улыбаясь.
— И правда, Фанни, это можно, — сказала Первухина.
— Только, чур, по лицу не бить! — крикнул Аничков и отскочил на Альмансоре шагов на триста, чтобы отту-да кинуться на девушку-волка.
Фанни не выдержала. Мальчишка-хвастун одержал верх над просыпающейся в ней женщиной, и она лихо вылетела на середину поля.
Киргизы, увидавшие игру, стали останавливаться. Посадка и манера править лошадью, чудная приездка ка-ракового в яблоках Аксая были сразу замечены и оцене-ны ими, и между ними начались пари, которая девушка-волк окажется ловчее — русская или киргизская… Кир-гизская пара тоже остановилась, залюбовавшись русской «девушкой-волком».
Первая схватка с Аничковым была неудачна для не-го. Могучий Альмансор не послушался своего хозяина и пролетел мимо.
— Нет, чистокровная лошадь для этого не годит-ся, — проговорил генерал Кондоров. — Тут нужна лов-кая лошадь. Эту разве так остановишь. Ну, вот и попал-ся, — воскликнул он, когда нагайка Фанни звонко щелк-нула по спине Аничкова.