Этот проект тоже не протянул и нескольких месяцев. Заказчики не платили вовремя, из-за этих задержек предприятие, и так дышавшее на ладан, окончательно захирело: так полковник разорился в третий раз.
Разорился, но не сдался. Людей вроде Родригиша не так-то просто сломить. У полковника остался неисчерпаемый запас сил и железная воля. Он собрал последние сбережения, уцелевшие после неудачи с лесоторговлей, и снова попробовал наладить свои дела. На этот раз, снова взяв в компаньоны Сервезу, он решил разводить бабочек.
Это был самый красивый проект в жизни полковника. Разводить в лесной глуши самых редких и дорогих бабочек Южной Америки.
В Амазонии живут тысячи видов бабочек, настоящее разноцветное сокровище. Это было сокровище в самом прямом смысле слова — огромное состояние, сложенное из миллионов трепещущих в воздухе крылышек, и полковник решил им завладеть. Трудно даже представить себе, какое фантастическое полотно природа предоставляла в его распоряжение — невероятных размеров картина, испещренная самыми необычными сочетаниями цветов. Картина, меняющая цвет в зависимости от настроения бабочек и положения чешуек.
Каждое утро, поднявшись с кровати, полковник отправлялся осматривать свой питомник и каждое утро обнаруживал новую картину. Многоцветнейшая палитра, у которой было особое свойство — непрерывно меняться. Полковник владел теперь тремя сотнями редчайших видов бабочек — около сотни тысяч экземпляров, собранных в вольере размером чуть больше среднего дома.
Зрелище было феерическое.
Картина из бабочек.
Некоторые стоили целое состояние, покупатели приезжали даже из Европы.
На этот раз Родригиш не просчитался. Необычный бизнес, которым почти никто, кроме полковника, не занимался, сулил золотые горы. Амазонские бабочки славились во всем мире — своей красотой, необычностью, уникальностью каждого вида. За несколько месяцев двое наших героев превратились в самых крупных торговцев бабочками на всем континенте.
А потом как-то вечером случилось непоправимое. Работник забыл закрыть дверцу вольеры. Когда на заре Родригиш и Сервеза пришли в питомник, они стали свидетелями самой страшной катастрофы, которую только могли себе представить. Прямо у них на глазах проснувшиеся бабочки одна за другой устремились в небо — величественный балет. Бабочки умчались — все до единой. Словно денежные купюры проскользнули у них между пальцев и унеслись по ветру.
При виде этого прекрасного и печального зрелища Сервеза заплакал. Такое случилось с ним в первый раз за долгие годы.
Полковник же не проронил ни слезинки, но сразу понял, что никогда больше в его жизни не будет такого дивного разорения.
И вот наконец, после стольких разочарований и неудачных попыток, полковник Родригиш все-таки разбогател на торговле кофе. За несколько лет ему удалось скупить три четверти всех пахотных земель по берегам Риу-Негру и сделаться самым богатым землевладельцем в округе, да к тому же и самым нелюбимым.
Время, свободное от обхода кофейных плантаций, полковник проводил в таверне, которую сам и построил в Эсмеральде: целыми днями он валялся в гамаке, отмахиваясь от москитов, потягивал пиво и подсчитывал в уме, сколько он заработал с тех пор, как попал в эти места, — как ни странно, теперь у него не было никакой возможности потратить эти деньги. Не забывал он и подогревать в себе ненависть ко всему человеческому роду, особенно к чиновникам из правительства, проклинать неудавшуюся жизнь, горевать о прекрасных мечтах, которым уже не суждено сбыться, о своей горькой участи, о том, что он вынужден прозябать в этом захолустье безо всякой надежды когда-нибудь отсюда выбраться, да пожалуй, ему уже не слишком-то и хотелось выбираться.
Теперь, когда наш мотылек опалил себе крылышки и ощутил мимолетность жизни, его пугало одно только прошлое.
Амазон Стейнвей с минуту глядел в пространство, представляя себе улетающих бабочек. Сервеза продолжал:
— Когда Родригиш завел свою первую кофейную плантацию, ему наконец улыбнулась удача, и, как ни странно, тут-то он и сломался. С тех самых пор он начал терять рассудок. Он и раньше был чудаком, но теперь потихоньку делался просто сумасшедшим.
— Сумасшедшим?
— Ну да. От этой истории у него совсем поехала крыша.
— Как это?
— После катастрофы с бабочками, с торговлей лесом и каучуком, после всех этих страшных неудач, в два счета сделать себе состояние на такой ерунде, как кофе, — это было для него шоком. После стольких провалов, следовавших один за другим, он наконец разбогател, — и голова пошла кругом.
— Сильно разбогател?
— Он богат как Крез. Ты даже представить себе не можешь, сколько у него денег. Оказалось, что кофе — источник неисчерпаемых богатств. К тому же на этот раз он все сделал, чтобы только не разориться, чтобы никакие превратности судьбы не застали его врасплох. Он вовсю прибегал к тактике выжженной земли и умудрился скупить самые лучшие участки по наименьшей цене. Так, сгоняя индейцев с земли, он быстро стал самым крупным землевладельцем во всех здешних местах и, пожалуй, одним из главных поставщиков кофе в стране. С тех пор он ни разу не уезжал из Эсмеральды. А началось это все уже десять лет назад...
Сервеза был прав. В этих краях, на границе Венесуэлы, Бразилии и Колумбии, кофейный король мог позволить себе потерять рассудок: торговле это не вредило. А вот чего другие люди не знали — или делали вид, что не знают, — это средства, которыми Родригиш добился своих целей: он, не задумываясь, уничтожал целые племена индейцев и велел убить нового плантатора, который собрался посягнуть на его земли. Вот почему Родригиш был опасен. Опасен и недоверчив.
А появление Амазона Стейнвея сделало его еще более недоверчивым.
Музыкант молча встал со стула, вошел в таверну и неторопливо направился к роялю, который Жесус Диаш и его люди поставили в глубине зала. Он снял шляпу и с минуту помедлил, как будто упрекая себя за то, что бросил здесь рояль в одиночестве, — потом молча подошел к инструменту. Осторожно положил длинные пальцы на клавиши и погладил их лакированные спинки. Наконец он опустился на табурет и взял несколько нот. Потом — два-три минорных аккорда, будто вышитых по той печальной канве, которая складывалась в глубине его существа и которую ткали его подвижные пальцы. Так рождалась музыка, обладавшая особенной мимолетной прелестью, ковры из нот, которым суждено было всколыхнуть тишину и умчаться к облакам.
Вот что играл Амазон Стейнвей. Это была не просто мелодия. Касаясь восьмидесяти четырех черных и белых клавиш, он выражал все, что творилось у него на душе.
— Я думал о том, что ты сказал вчера вечером. Про твой план насчет Касикьяре: все это очень красиво, но...
— Но что? — спросил Амазон, поглядывая на Сервезу краем глаза.
— Как ты собираешься туда добраться? Музыкант взглянул на бармена в упор и, нисколько не смутившись, ответил:
— Один человек должен показать мне дорогу.
— Один человек? Кто это?
— Индеец. Знает каждую излучину на реке.
Сервеза поднял брови:
— И где он, этот индеец?
— По идее, я должен был встретиться с ним в Сан-Карлусе.
Не поднимая глаз и не мешая пальцам наигрывать то, что им хотелось, Амазон Стейнвей продолжал:
— Даже если для этого мне придется украсть корабль и забрать рояль силой, я отправлюсь туда.
Сервезе нравилась такая решимость, но ему пришлось объяснить приятелю, что путешествие тот задумал не из легких.
— Беда в том, что на Касикьяре можно попасть только через Сан-Карлус. А там все знают этот корабль и знают, что он принадлежит Родригишу.
— И что, никакого другого пути нет?