Потом он вынул пачку новеньких зеленых купюр и показал зрителям. В пачке было две тысячи долларов.
— А вот цена моего корабля.
Амазон положил перед собой изумруд. Камень был так хорош, что у всех зрителей глаза загорелись от зависти.
— А вот цена рояля. Оцениваю его в такую же сумму, две тысячи долларов. Тот из нас, кто выиграет эти деньги, будет объявлен победителем.
В эту минуту два попугая в клетке разорались и стали изо всех сил клевать друг друга, словно догадываясь, что происходит нечто важное. Сервеза утихомирил их, прикрыв клетку тряпкой.
— Согласен, — громко сказал Родригиш.
Игра началась.
Вначале Родригиш выигрывал с невероятной легкостью. Несколько раз он обставил Амазона с ходу, закидывая его шестерками, которые выпадали, как по мановению волшебной палочки.
— Вам сегодня везет, полковник, — сказал ему Амазон.
Родригиш улыбнулся, обнажив все зубы:
— А мне всегда везет в игре.
У них за спиной Жесус Диаш и другие пеоны, работавшие на полковника, переглядывались и подмигивали друг другу: они были ужасно довольны, что их патрон обставил чужака. После этой партии им явно достанется от полковника по стаканчику кашасы, а случай напиться на дармовщину в здешнем захолустье выпадал чрезвычайно редко, так что эта перспектива их очень радовала. Один индеец оставался у стойки, сохраняя полную невозмутимость, и лишь время от времени бросал беглые взгляды в сторону играющих. Сервеза же, наоборот, сбился с ног, разливая выпивку всем жаждущим: он был так занят, что просто не видел ничего вокруг.
— Кстати, Мендис, — вдруг сказал Амазон, не прерывая игры, — как это тебе удалось разыскать меня так быстро? Я думал, мне придется проторчать тут несколько месяцев.
Индеец отвечал ему так же спокойно, как и раньше, отпив прежде глоток кашасы с перцем:
— Это было нетрудно. Все, кто живет по берегам Риу-Негру, слышали о музыканте с белым роялем. Ты стал настоящей легендой.
Амазон улыбнулся. Родригиш тоже, но по другой причине.
— Может, ты и стал легендой, — встрял он, — но ты пока еще отсюда не выбрался.
И это была чистая правда, потому что как раз в этот момент Амазон опять проиграл.
— Потерпите немного, полковник. Сейчас все пойдет по-другому.
Он-то знал, что, как и в других делах, колесо фортуны должно в конце концов повернуться в его сторону. И после полосы печалей придет полоса удач.
Пианист, не вынимая изо рта сигары, хорошенько размял ее пальцами, а потом, умоляя про себя небо подать ему знак, бросил три кости на середину стола. Его рука задержалась в воздухе после броска и застыла так до того мгновения, когда кости остановились и стало ясно, что его пророчество сбывается.
— Три шестерки! — объявил Амазон, стараясь скрыть свою радость. — Ваш ход, полковник.
Родригиш бросил на противника недоуменный взгляд и в свою очередь метнул кости.
— Две пятерки и тройка. Я проиграл.
Амазон забрал со стола поставленные на кон двести долларов, и по его улыбке можно было догадаться, что он рассчитывает на большее.
— Ну что, продолжим?
Родригиш, казалось, засомневался, но, поскольку вокруг него явно никто не хотел, чтобы игра прервалась на самом интересном месте, подумал и согласился.
— Продолжим. Игра еще не закончена, Амазон.
— Вы правы, полковник. Она еще только началась.
Музыкант выиграл еще три раза подряд. Постепенно изумруд, рояль и суденышко перешли в его собственность.
Родригиш совсем потерял веру в удачу. Он уже и кости целовал, и поглаживал пальцами медаль, которую носил на шее, и взывал к небу, и раз за разом крестился — все было напрасно. Единицы и шестерки словно испарились, уступив место двойкам и тройкам, — недоброе предзнаменование. Выигрыш раз за разом доставался его противнику.
Проиграв свой последний доллар, полковник не выдержал и закончил игру: по его мнению, комедия и так уже слишком затянулась.
— Ты выиграл, Амазон. Признаю себя побежденным. Сегодня справиться с тобой невозможно.
Он никогда в жизни не проигрывал таких денег за один вечер и не испытывал такого унижения на глазах у своих подчиненных.
Снаружи, где воздух весь вечер был напитан электричеством, наконец разразилась гроза. В небе засверкали молнии, и как из ведра полил дождь. Тысячи капель обрушились на крышу таверны с такой силой, что внутри люди не могли расслышать друг друга.
Полковник, прислонив ладонь ко рту наподобие рупора, прокричал:
— Теперь, когда игра закончена, можешь ты мне сказать, куда собираешься плыть с этим роялем?
Амазон умиротворенно улыбнулся и, перед тем как ответить, немного подождал, пока дождь не стал барабанить по крыше с меньшей яростью. Это произошло очень скоро, ведь грозы в этих местах не только бурные, но и короткие. Затем он безмятежно промолвил:
— На Касикьяре.
Родригиш недоверчиво хмыкнул:
— И как ты думаешь доставить рояль на Касикьяре? Это самая порожистая река на свете.
— Ну это уж мое дело.
Родригиш пару секунд помолчал, а потом начал снова:
— Ладно, твое дело, конечно. Но все-таки послушай, я совершенно не понимаю, как ты хочешь...
— А я понимаю! — перебил его Амазон. — Я отлично понимаю, что буду делать. Погружу рояль на корабль и поплыву дальше.
Полковник был ошеломлен, просто раздавлен всем, что произошло. Первый раз за много-много лет он проиграл в кости. Проиграл изумруд, рояль да еще и свое судно. Не считая потерянной чести. Он был убит, он больше не мог следить за событиями. Весь его мир внезапно рухнул, а он остался стоять, опустив руки и повторяя на разные лады одну и ту же мысль:
— Если все будет удачно, то на надежном корабле можно доставить рояль в Сан-Карлус, но дальше, где начинаются пороги и водопады, — дальше-то как?
С судном он уже мысленно распрощался. С изумрудом распрощаться было не так просто, но, в конце концов, этот камень никогда ему не принадлежал. Единственное, что его сейчас интересовало, — понять, каким образом Амазон Стейнвей рассчитывает доставить рояль на Касикьяре. Это у него в голове не укладывалось.
Чтобы отпраздновать победу, пианист заказал еще стакан кашасы и осушил его за здоровье собравшихся. Индеец у него за спиной улыбнулся.
— Кстати, как ее зовут? — спросил Родригиш, которого внезапно осенило.
Ответа не последовало.
— Как зовут эту женщину?
Молчание.
— Какую женщину?
— Ту, ради которой ты все это делаешь. Как ее зовут, Амазон?
Музыкант зажал сигару в уголке рта и ответил еле слышно, так что всем пришлось напрячь слух, чтобы получить, наконец, разгадку, которой от него ждали с самого его появления:
— Вы ошибаетесь, полковник. Все это не связано с какой-то одной женщиной.
Амазон поднял глаза на индейца — тот явно был здесь единственным, кроме самого музыканта, кто знал всю правду.
Потом, видимо решив, что он уже достаточно потомил своих слушателей и желаемый эффект достигнут, Амазон добавил:
— На самом деле их две.
Больше Амазон ничего не сказал и, как обычно, уселся за рояль. Вероятно, в последний раз перед тем, как навсегда покинуть Эсмеральду.
— Какую замечательную музыку ты играешь! — сказал полковник, который вдруг сделался эстетом.
Пианист даже не взглянул в его сторону. Он играл, и все остальное в этот момент не имело никакого значения. Только играть. И конечно, именно ту музыку, которую он любил.
— Это джаз.
— Сам знаю, что джаз. Но что это за мелодия? Твоя собственная, что ли?
— Нет. Теперь уж скорее ваша.
— Как это — моя?
Амазон долго молчал, а индеец, который все еще стоял облокотившись о стойку, настороженно оглядывал зал, готовый вмешаться в случае опасности.
— Потому что рояль уплывет, а музыка останется здесь.
— Значит, дело решенное? Уезжаешь?
— Да. Уезжаю.
— Из-за двух женщин? Амазон ответил не сразу:
— Если вы, полковник, хотите это узнать, плывите вместе со мной.