Эпилог
Обычный солнечный день. Тысяча триста сороковой после конца света, что был любезно устроен нам женщинами, спутавшими любовь с гордыней и жадностью. Я все так же, как и на Элле, делаю засечки на доске. Только теперь считаю не дни одиночества, а дни жизни, до краев наполненной счастьем, смехом и добрыми надеждами.
Теперь я не одна. Со мной мои любимые мужчины, с которыми мы так и не стали семьей по законам Каялы, только потому, что Императрица приказала разрушить храм в честь нашего соединения. Но для нас это не имеет никакого значения, потому что нас венчала сама жизнь. И ее благословение каждое утро своими босыми ножками топает в нашу спальню, чтобы поцеловать меня, и улыбнуться отцам, которые при виде золотистых кудряшек тают как масло.
Мы покинули Каялу, как только мне стало лучше, но забрали с собой самых преданных друзей, помогавших нам пережить трудные времена. Маркус и Дария были в их числе.
Благодаря стараниям отца Дора я получила наследство, полагающееся мне от отцов. А это был ни много ни мало целый спутник, и имя его Смиралуд. Место, где добываются ценнейшие камни зеленого цвета, поставляемые в самые дальние уголки вселенной. Спутник, в честь которого мои погибшие отцы хотели назвать свое дитя. И спасибо маме, за то, что не пошла на поводу у гнева и обиды и назвала Эсмеральдой.
Денег от добычи камня хватало не только для того, чтобы обеспечивать нам роскошную жизнь. Мы решили, что будет правильнее, если сможем увековечить память о моих отцах в благом деле, и построили университет, где молодые ученые смогли бы без стеснения экспериментировать со своими проектами, не боясь быть непонятыми обществом. Прогресс не заставил себя ждать: Смиралуд стал главным учебным центром галактики и колыбелью гениев.
— Папа! Я все вижу! — Дор, выглядывая из-за горшков с рассадой, смерил строгим взглядом своего отца, пока тот скармливал нашей малышке уже пятую шоколадную конфету, — Дария, ну хоть ты объясни ему, что столько сладкого для ребенка вредно!
Дария потянулась к губам Маркуса, нежно поцеловала мужа и протянула крошке свои руки, чтобы забрать ее от чрезмерно доброго дедушки.
— Я не могу отказать ей, когда она так смотрит, — оправдался он, бросая кусочек шоколада себе в рот.
Я обожала наблюдать за ними. Маркус и Дария души не чаяли в нашей дочери, стараясь проводить все свободное время вместе. Да, они стали парой, и, возможно, завели и своих детей, если бы могли. Но это вовсе не мешало им обожать друг друга и отдавать нерастраченную нежность нашей крохе.
— Я тоже не могу отказать тебе, когда ты вот так смотришь. Этот взгляд по наследству передается? — Дор пощекотал носом мою щеку и зажмурился от удовольствия, вдыхая запах волос, — а еще не могу держать себя в руках, когда ты так стоишь.
Стояла я на четвереньках, подготавливая лунки для посадки фиалок. Не самое романтичное место, но самая подходящая поза!
Пользуясь тем, что нас не видно из-за густой листвы, он шлепнул меня по попе, завалился на землю и притянул к себе, заставляя сесть сверху. Как в первый раз в моей хижине на Элле.
— Любовь к шоколаду, думаю, так же передается с генами матери.
Шанго стал сзади и нежно зарылся в мои волосы, заставляя посмотреть вверх, на него. В его губах был крепко зажат немного подтаявший кусочек шоколада, когда он наклонился ко мне, чтобы передать его. Из губ в губы. Нежно, сладко, горячо…
— Детка, твои фиалки переживут, если мы оставим их на час-другой? — Дор распластал ладони на талии и вжал меня в себя, чтобы я сполна прочувствовала его эрекцию.
— Боюсь, завянут…
— Я тоже завяну… — принимая страдальческий вид, посетовал он.
— Я знаю, как тебя реанимировать!
— Ребята, слишком много болтовни! — Шанго, не думая ни секунды, закинул меня на плечо, и понес в дом.
— Мы на минутку! Присмотрите за Милой! — бросил в сторону сада Дор, спеша за нами.
Минуткой, конечно, мы не ограничимся.
Я стояла, согретая жаром тел моих любимых мужчин, и таяла от любви, что просачивалась под кожу с их прикосновениями, дыханием, биением сердец. В такие моменты мы становились единым целым, соединялись, сливались, думали в унисон, и огромный мир вокруг исчезал, оставляя лишь нас троих. И каждый раз я благословляла тот день. Триста сороковой после конца света, любезно устроенного судьбой для того, чтобы три души узнали, что такое любовь.