Слева от меня выплясывал свой танец меч наставницы, оставляя в воздухе огненные разводы. На нее двигался Темный с тяжелым клинком в руке, напоминающим косу. Инная пропела заклинание, и яркая стрела молнии ударила существо в верхнюю часть туловища. Но сокрушительная энергия разлетелась перед ним, словно ударившись о невидимую стену. Я сделала глубокий вдох и, взметнув лук, выпустила серебряную стрелу ему в голову. Тварь взревела; в ее вое слышался крик боли и звериное рычание. Вой сменился хрипом и бульканьем, и огромная фигура завалилась на спину. Инная подскочила к нему, ее меч просвистел в воздухе и отсек ему голову. Черная жидкость брызнула из шеи, словно струя яда. Темный взвыл и взорвался облаком черного тумана, рассеявшись в пространстве. Он исчез…
Все вокруг метались: Темные, амазонки, тигрицы. Ночной воздух звенел от ударов мечей. По три-четыре амазонки наседали на одного Темного, увертываясь от кривых мечей-кос. А тигрицы ни с кем не игрались, они пришли убивать. Они отсекали Темных от амазонок, сбивали наземь и перегрызали им горла. Тигрицы делали это ритмично, хотя и сами несли потери.
Наконец наступила тишина: в лагере не осталось ни одного живого Темного. Но не было чести в этой битве, не было славы и триумфа.
Один из Темных все-таки бежал, и тигрицы погнались за ним. Он попытался с помощью магии слиться с ночью. Но он не знал одного: ночь – простор для охоты боевым тигрицам, а магия на них не действовала. Аша, предводительница стаи, издала в ночи победное звериное рычание, унесенное ветром к далеким уголкам империи.
Недалеко от себя я увидела лежавшую Вагнесу. Она попыталась встать на четвереньки. Было слышно, как кого-то шумно рвет. Жеребцы судорожно подергивались на напряженных ногах, дико вращая ошалелыми глазами. Элиза застыла, как статуя, и так сильно сжимала рукоять меча, что он дрожал в ее руках. Справа одна из амазонок так вжала пальцы в свое лицо, словно хотела вырвать из глаз то, что видела. Некоторые озирались, будто высматривали, куда убегать…
Еле ковыляя, ко мне подошла Вагнеса. На ее мече темнела кровь с шерстью. Она вздрогнула и повела плечами, склонив голову.
– Мы живы, сестра, – проговорила Вагна. – Теперь нужно исцелить тех, кому сможем помочь.
Я посмотрела на нее.
– Ты с ними встречалась раньше?
– Да. Это Стражники Ада – порождение вечной тьмы, олицетворение зла. Ими управляют атлантские колдуны. Темные очень опасны. Были…
Воительницы сносили к кострам погибших и раненых. В бою погибли три тигрицы и более десяти амазонок.
К нам подошла наставница.
– Израненные тигрицы пошли в лес, – проговорила она. – Там они сами излечатся. Они спасли многих из нас от гибели. Они сделали все, что в их силах. Все, что смогли…
– Они исполнили свой долг, вот и все, – ответила наставнице Вагнеса. – Как и каждая из нас.
Потом мы еще долго сидели у костра. Наутро мой живот урчал от голода. Я внюхалась в потоки ветра, надеясь, что кто-то в лагере додумается приготовить завтрак. Но пахло не едой, а телами людей: живых и мертвых. Еще пахло погибшими тигрицами и конским потом.
В этот день мы не снимали лагерь. Мы лечили и раненых, и самих себя…
ГЛАВА 20
С утра небо затянулось облаками и приобрело странный белесый оттенок. Растянувшись длинной цепочкой, Легион медленно продвигался на восток. Под низким небом луга вдоль дороги походили на серое море, покрытое рябью. Стебли травы, словно волны, колыхались на ветру.
К полудню мы выехали на древний центральный тракт империи. Старая дорога намного изменилась с тех времен, когда Легион в последний раз бывал здесь. Некогда ровный, выложенный плоскими каменными плитами тракт теперь был обезображен. Местами дыры были настолько глубокими, что приходилось медленно и осторожно их объезжать. Местное население растащило массивные дорожные каменные блоки для строительства. Люди строили из них пирамиды, здания и другие сооружения. Для них это был неисчерпаемый источник строительного камня. Тракт разрушили без жалости и меры, так как он давным-давно потерял свое стратегическое значение как транспортная магистраль.
Вскоре по обеим сторонам дороги начали появляться фермы, и мы то и дело ловили на себе взгляды рабочих, которые, облокотившись на мотыги, подолгу глазели нам вслед. Они проявляли скорее раздражение, чем любопытство.