Воины, которые здесь остаются на время, пусть становятся жителями басилейи. Наверное, не от легкой жизни они нанялись в поход—дома теснота, безземелье и нужда. А здесь обильные земли, простор. Пусть живут и работают на благо Олинфа.
Диомед ничего не мог возразить Атоссе — она была права. Он и не подозревал, какую коварную ловушку она ему готовит.
На пятые сутки Диомед собрал кибернетов и вытянул полухмельного Тифиса на совет. Все, кроме Диомеда, были сильно навеселе и дружно восхваляли храброго и мудрого стратега.
Тифис недовольно поглядел на Диомеда и спросил:
— Ты почему не пьян, старый кувшин? Ты не рад моей победе? Все славят меня, а ты нахохлился, как ворон.
— Все гуляют, но кому?то надо думать о том, чтобы победа не обернулась поражением. Мы сильно рискуем, кибернеты. Десять воинов на триеру — не мало ли это? Я не совсем доверяю Атоссе. Ее ум велик, но столь же велики ее хитрость и коварство.
— Она мать царицы Олинфа! Не забывайся, Диомед!
— Здесь мы одни, Тифис, и я хочу тебе напомнить: царь Олинфа в Халкидике. Я не знаю, что скажет твой отец, когда узнает, что ты оставил здесь три тысячи воинов. А если они погибнут? Кто знает, с какой целью Атосса подсунула нам эту Лоту?
— Что мне отец! — тяжелая ладонь Тифиса с силой опустилась на стол. — Я, а не отец завоевал эту землю, этот город, и только я, ты понимаешь, худая сандалия, только я волен решать судьбу воинов.
— Если так — решай.
— И решу! Чтобы здесь все было славно и хорошо, чтобы Лота не наделала нам бед, ты останешься с ней и удержишь Фермоскиру до моего возвращения. Я мудро решил, кибернеты?
Капитаны одобрительно зашумели.
— Ты мне пока не нужен — обратный путь мы знаем. А здесь ты на месте.
— Это приказ?
— Да. Я так велю.
— Покоряюсь. Но надеюсь, благородные кибернеты, что вы расскажете царю Олинфа, что я был против этого повеления. Оно неразумно.
— Совет окончен, кибернеты, — весело сказал Тифис. — В одном старый кормчий прав: хватит нам поклоняться богу Дионису. Идите на свои триеры и готовьтесь в обратный путь. Завтра мы отчаливаем. И да помогут нам боги!
Клевест Гелиодор зол и мрачен. Когда стало известно, что Диомеда оставляют на берегу, клевест обрадовался: теперь место кормчего принадлежит только ему. Теперь около Тифиса будет Гелиодор, он будет давать советы молодому царю.
Но, увы! Кормчего на царский корабль послали с другой триеры, а Гелиодору снова нужно спускаться в трюм и стучать по балистеру, задавая ритм гребцам. И еще неизвестно, как сумеют амазонки управляться с веслами.
А сегодня утром совсем обидели клевеста. На триере всего три каюты: на корме просторная каюта для кибернета — там будут — находиться молодожены. Угловую каюту на носу, где раньше спал Диомед, отдали Атоссе. А в комнатку клевеста поместили нового кормчего. Вещи Гелиодора выкинули в трюм, теперь он будет спать там.
Когда клевест пожаловался Тифису, тот рассмеялся ему в лицо и сказал:
— Ты зря обижаешься, Гелиодор. Если бы я не был женат, то сам с удовольствием жил бы в трюме. Сколько там девочек, ты пойми!
Клевест не ответил Тифису; скрипнув зубами, спустился в трюм.
Здесь душно, невыносимая вонь. Для охраны амазонок на каждой триере оставлено всего по десять воинов. Они должны при ветре ставить паруса, а в штиль, когда корабли перейдут на весла, подгонять нерадивых гребцов. К Гелиодору подошел старший из охранников и мрачно сказал:
— Мне нужны ключи от наручников.
— Зачем?
— Прости меня, клевест, но баб надо водить в отхожее место.
Гелиодор со злостью швырнул в ладони стражника связку ключей. Ему только этого не хватало — заботиться о ночных горшках для пленниц.
Женщины сидели по двое на скамье. Одни спали, уронив голову на весла, втянутые из люков, другие настороженно провожали глазами клевеста, шедшего вдоль ряда скамеек. Гремели цепи, слышались стоны и проклятья. Кто?то, твердил молитвы, кто?то переговаривался между собой.
Гелиодор решил проверить, прочно ли привинчены кольца цепей к обшивке судна — все это делалось наспех. Он подошел к одной из амазонок, приказал ей встать. Она глянула на него свирепо, но не встала. Клевест потянул за ручную цепь — она привинчена прочно. Теперь следовало проверить ножные кандалы. Гелиодор склонился, ударил ладонью по голой ляжке, чтобы пленница отодвинула ногу. И вдруг от сильного пинка ногой отлетел в проход, ударился спиной о брус.
Вся злость, которая копилась в нем с утра, вырвалась наружу. Клевест схватил обрывок каната, зарычал и зверем двинулся на амазонку. Он остервенело бил ее по голове, по обнаженной спине, выкрикивая ругательства. Пленница молча сносила побои, и это еще больше распаляло Гелиодора. Он не замечал никого вокруг, хлестал ее до тех пор, пока не увидел, что все пленницы вскочили со своих мест. Они что?то кричали, колотили веслами о подставки, гремели цепями. В трюме стоял невообразимый шум. И вдруг все смолкло. Клевест поднял голову — по трапу в трюм спускалась Атосса. Она подошла к Гелиодору, молча взяла его за руку и повела на палубу. Он тяжело дышал и шел за женщиной не сопротивляясь. Атосса привела его в комнату Диомеда, посадила на рундук, застланный шкурами: