По проходу к ним бежала Атосса. Она подскочила к Динте и несколько раз сильно ударила ее по щеке.
— Кто тебе велел, слепая собака, нести девочку сюда?! — кричала она. — Ты прости ее, царица, эта одноглазая сова будет жестоко наказана. И меня прости. Я поспешила к Лоте и не заметила, как твою дочь понесли не туда, куда следует. — Атосса взяла из рук царицы ребенка, понесла его в правый проход. Царица пошла за ней. Динта поспешила к Лоте.
Дочь царицы нарекли именем Кадмея.
Спустя час родила Лота.
Ее девочку назвали Мелетой.
ПАННОРИЙ
Старые амазонки клялись, что они не раз видели Пана. Жрицы храма уверяли, что козлоногий бог полей и лесов постоянно живет там, где река Фермодонт огибает город огромной подковой — на лесистом полуострове. Говорили, что Пан появляется в прибрежных камышах, он садится на старую иву, что склонила свои ветви над водой, делает из тростника свирель и всю ночь играет протяжные, грустные мелодии.
Здесь, на этом полуострове, амазонки построили паннорий. Сюда четыре года назад поместили Кадмею и Мелету. Кажется, это было недавно... Как неудержимо катится время. Годейра, одна, без свиты, тайком пробирается на полуостров, чтобы взглянуть на дочь. Царице это удается очень редко. Простым амазонкам — никогда. Пять лет малышка скрыта в паннории от посторонних глаз. Она не знает материнской ласки. Приучать ребенка к нежности — только портить его. Девочка так и не узнает вкуса материнского молока, ее вскормят козьим». Говорят, что оно полезнее всякого другого. И еще говорят жрицы: суровость — лучший воспитатель. И поэтому здесь одинаково относятся к каждому ребенку, будь это дочка царицы, кодомархи или самой бедной гоплитки.
Годейра знает: ее дочь научилась сидеть на спине лошади раньше, чем ходить. Кадмее исполнился год, когда ее посадили на коня и дали в ручонки две пряди из гривы. Однажды царица видела, как Кадмея упала с лошади. Годейра тогда улыбнулась: это хорошо, теперь ее дочка будет знать, что держаться нужно крепче. Ходить Кадмея научилась на втором году.
Царицу встретила Лаэрта — хозяйка паннория.
— Ты давно не была у нас, Великая, — сказала Лаэрта. — Наверное, больше года.
— Было много иных забот, да и что скажут люди, если узнают.
— Священная уже выговаривала мне.
— Ты сказала ей, что царица должна знать, как воспитывают амазонок?
— Говорила. Она ответила, что это забота храма.
— Здорова ли Кадмея?
— Слава богам, все идет хорошо.
— Приведи ее одну. Я хочу поговорить.
— Я бы не советовала. Девочки уже многое понимают. Они сразу спросят: почему Кадмею? Лучше я пошлю ее с Мелетой. Они неразлучны.
Девочки вбежали в комнату Лаэрты, остановились у порога. Увидев незнакомую женщину, они вопросительно глянули на хозяйку. Лаэрта сказала тихо:
— Перед вами, девочки, царица Фермоскиры. Поприветствуйте ее.
Девочки опустились на колени — так их учили встречать Великую. Склонив головки, они ждали.
— Подойдите ко мне, — ласково сказала Годейра. — Я разрешаю вам сесть рядом.
Девочки несмело подошли к царице и сели на скамью напротив. Они широко открытыми глазами смотрели на Годейру. Для них Священная и Великая — богини. В их сознании они рядом со всеблагой Ипполитой.
— Что вы сейчас делали?
— Учились садиться на Менаду, — ответила Кадмея.
— Кто это — Менада?
— Кобыла. Она старая–старая, — уточнила Мелета.
— Вот как? Вы уже сами садитесь на коня?
— Давно. Мы же старшие.
Царица рассмеялась, разглядывая малышек. Девочки босы и обнажены. Нагота привычна дочерям Фермоскиры. С пеленок они приучены к жаре, холоду, ветру и дождю. Маленькая амазонка знает: хитон ей выдадут, когда исполнится десять лет. А пока следует ходить обнаженной, спать на циновке, подложив под голову кусок свернутой кошмы, и с утра до вечера готовиться к боевой жизни.
Увидев, что царица рассмеялась, девочки немного осмелели.
— Мелета уже садится с гривы, — сказала Кадмея.
— А ты?
— Я пока с подставки. Но я научусь.
Царица когда?то сама прошла все это, но ей хочется поговорить с девочками, и она спрашивает:
— Как это — с гривы?
— Ну, с земли, с разбега, — хвастается Мелета. — Я подбегаю к Менаде, хватаюсь за гриву и забираюсь на шею. А она поднимает голову и стряхивает меня на спину. Менада — умница. Она умнее Калиссы...
— Нехорошо так говорить о педотрибе, Мелета, — замечает Лаэрта, и смущенная девочка умолкает.
— Вы уже учили заветы? —спрашивает Годейра.
— Давно, — отвечает Кадмея, хотя заветы они выучили только в этом году.