Музыка проникала сквозь толстые стены зерносушилки глухо. И Гомзиков снисходительно поглядывал на ребят:
— Нет, парни! Пустое дело… Вот если бы к каждой норе поставить по громкоговорителю да «буги-вуги» включить, может, чего и вышло бы. От «буг-вуг» меня и то оторопь берет, и их, наверно, хоть они и нахалы, проняло бы…
Гомзикову — Тишка догадывался — хотелось заглянуть в помещение сушилки.
— Там они, поди уж, на пластинку взгромоздились, — предположил он, — и спят под музыку… А может, в проигрывателе дыру грызут, охота ведь и пластмассу испробовать…
Он явно провоцировал ребят заглянуть в помещение.
— А вдруг они танцы сейчас устроили…
— Надо подождать, чтобы до них до всех дошла информация о музыке.
Гомзиков прикрыл ладошкой смешок, но согласился ждать. Тишка видел, что бригадира неодолимо тянет в сушилку предчувствие забавы: дверь открывается, а крысы, снова ощерившиеся, готовые и на человека броситься, нехотя трусят к дырам…
Гомзиков выкурил папиросу, хлопнул себя по коленям:
— Ну, пошли!
Тишка затаил дыхание.
Гомзиков рванул дверь, нашарил на стене выключатель и, когда свет неровно замерцал под потолком, удивленно присвистнул:
— Ну и ну…
Крыс в помещении не было. Нет, они не валялись на полу в эпилепсии, они просто-напросто не вылезли из своих нор.
Бригадир обескураженно почесал затылок. Тишка победителем смотрел на него: ну, что, мол, чья, Иван Сергеевич, взяла? Но Иван Сергеевич против Тишки и обернул Тишкино торжество:
— Вот видишь, Тишка, — сказал он поучающе. — Книжки надо читать. Ты вот по-английски не читаешь, и никакого средства мне предложить не смог… А этот, — он кивнул на Алика, — сразу…
Проигрыватель стоял на грубо сколоченном дощатом столе, и из него лилась обволакивающе нежная мелодия.
— Надо же, — удивлялся Гомзиков. — Такая хорошая музыка, а им, паразитам, не по нутру…
Голос у него игриво подрагивал. И Тишка вдруг обнаружил, что не только голос, но и глаза у Гомзикова какие-то неестественные, словно он вот-вот вскочит и обрадованно закричит:
— А здорово же я провел вас, ребята!
Тишка решил обойти сушилку вдоль стен: а вдруг у какой-нибудь дыры крыса сидит и дожидается, когда свет погасят. Он, свет-то, и так не ярок, но крыса караулит, когда люди уйдут.
И, боже ж ты мой, что Тишка увидел? На каждую дыру сетка проволочная приколочена. То-то Гомзиков их разыграл… При таком свете и не увидишь: темнеет дыра и темнеет, а проволока слилась с темнотой…
— Тишка, да ты вон в том углу посмотри, там не забито, — сказал Гомзиков и протянул руку к закоптившемуся оконцу. Насмешки в его голосе не было. Вот и пойми его. То прячет глаза, а то, когда уж вроде бы над ребятами можно и посмеяться, говорит серьезно.
— Я там две дыры не успел забить — вы притащились с музыкой… А на остальные решетки набил и крысиду нафукал…
Тишка чуть с кулаками на него не наскочил: Гомзиков же сам утверждал, что крысидом, когда фуражное зерно сушишь, пользоваться опасно.
— Так у меня ж с решетками, ребята, — оправдывался Гомзиков. — Они же сюда не проникнут… Крысид, знаешь, как действует? — спросил он у Тишки. — Она в норе в нем вывозится, начнет шерсть облизывать — и готова… Если бы не решетки, она бы, конечно, не успев облизаться, сюда выскочила и залезла б в зерно… Тогда — да, опасно…
— Но две-то дыры не заколочены?! — вскричал Тишка.
— Не успел, — развел руками Гомзиков.
— А если бы из них выскочили?
— Ну, ребята, я на вашу музыку понадеялся…
Вот и пойми его, всерьез он говорит или смеется над ними.
Алик отключил проигрыватель от электросети, молча собрал его и толкнул ногой дверь. Славка устремился вслед за ним.
— Ребята, да вы на меня не сердитесь, — Гомзиков встал в дверях, и Тишка не знал, как мимо него проскользнуть, ткнулся с одной стороны, с другой, не пройти. — Ребята, вы напрасно обиделись, я против вас ничего не имею, — уговаривал их Гомзиков.
— Ага, не имею, — пропищал сзади Тишка. — А сам все время посмеивался.
Гомзиков обернулся к Тишке:
— Милые мои, так слыханное ли дело — музыкой крысам на нервы действовать… Спервоначалу-то сомневался…
— Спервоначалу, спервоначалу, — передразнил его Тишка. — А сам и эти две дыры заколотишь?
— Заколочу, — чистосердечно признался Гомзиков и вздохнул. — И крысиду в дыры нафукаю…
— Ну, вот видишь, — Тишка чуть не ревел. Было обидно, что уж такое верное дело — из книжек вычитанное! — и то поставлено под сомнение.