— Что ты делаешь? Как ты можешь? Пустить в ход смертельный приём — и из-за чего?!
— Из-за того, — неопределённо ответил Кирилл, но и намёка мне было достаточно, чтобы затрепетать от восторга. — И я бил тыльной стороной ладони, а не костяшками кулака. Думаю, у монсеньора де Пери в кумполе немного позвенит — и только.
— Редкое по точности определение моего состояния, — заметил Серж, осторожно массируя себе затылок и висок одновременно. — Да, гудит славно! Словно с бараном столкнулся!
— Благодари свою тренированность — тебя спасла только твоя бычья шея. Я подобным образом таких здоровяков и вырубал.
— Охотно верю. Однако предлагаю прекратить взаимные сравнения с крупным рогатым скотом. А теперь мне интересно: почему это ты набросился на бедную Эльзу?
— Ничего я не набрасывался, — хмуро ответил Кирилл, отводя от меня взгляд, — я просто не сдержался. Госпожа фон Хётцен каким-то странным образом оказалась в курсе некоторых дел, известных только мне и моей жене…
— Ответ прост, — вздохнула я и поправила ему растрепавшиеся волосы. — Если этого нет в твоём досье, и если ты меня в свои проблемы не посвящал, то остаётся…
— Инга?
— Она самая. Мой папа отыскал на неё кое-какой компромат и предложил отступного, если она тебя сдаст. И, как видишь, продала, не задумываясь, с потрохами.
(Пришлось выдать уже вторую ложь — обстоятельства сделки были другими, но Киру об этом знать не следовало).
Косо прикусив губу, Инфантьев поправил одежду и, отойдя к окну, повернулся к нам спиной. Я сделала Сержу и Станиславу знак, чтобы они не лезли к нему, и первой подала пример, чинно усевшись в кресло возле опрокинутого стола. Воззрившиеся на меня мужчины наконец заметили кое-какой беспорядок и принялись его ликвидировать, а я тайком наблюдала за Кириллом, остро ему сочувствуя. По ещё не вполне ясной причине Инга многое рассказала о своём муже, к которому, кажется, относилась весьма равнодушно. Действительно, то, что произошло в институте Гражданства с Инфантьевым в день его знакомства с «Неизбежной Ответственностью» (пропади она пропадом…), иначе как трагедией не назовёшь. Мог ли крепкий, великолепно тренированный парень, вступавший в жизнь с чувством невероятного достоинства и желавший как будущий офицер полиции перенести испытание без единого стона — а это невозможно! — мог ли он знать, что имел несчастье оказаться из небольшого числа тех людей, чей организм вообще не способен переносить болевые ощущения такого рода? Кирилл должен был сломаться мгновенно, но каким-то фантастическим усилием воли сумел продержаться почти треть минуты, и это сверхчеловеческое напряжение невообразимо усилило последующие его страдания. Нет смысла и думать о том, что происходило с несчастным юношей дальше — мне кажется, даже самый отъявленный садист немедленно приостановил бы «процедуру». Однако её, как обычно, контролировали автоматы, которые просто следили за тем, чтобы подопытное существо не сдохло. Огонёк дистанционного спецвоздействия, предотвращавшего немедленную смерть от болевого шока (который в моем случае включался трижды) горел, пока продолжались мучения Инфантьева, весь положенный час…
Не знаю, как после этого он не стал дурачком и не покончил с собой — скорее всего, выручила новая знакомая Инга Шорн, которая привела его в храм «Космического крестианства». К счастью, настоятель отец Андрей был из местных и тоже кое-что повидал в этой жизни. Первое, что он сделал, увидев, в каком состоянии находится парень, было не чтение проповедей о терпении и покорности перед волей Всевышнего, а немедленное приглашение Кирилла на специальное медицинское обследование, оплатив его из своих энергетических средств. И оно неопровержимо доказало, что все поступки Инфантьева в «болевой камере» от его личной воли не зависели ни в малейшей степени: он, как и больной в бреду, не ведал, что делал и что говорил.
Это заключение сыграло решающую роль в постепенном возвращении Кирилла к жизни. Кроме того, отец Андрей, правильно разобравшись в характере своего нового пасомого, рекомендовал ему не присоединяться к основной группе верующих и заменил подобное общение индивидуальными беседами. Ему практически удалось восстановить внутренний потенциал молодого человека, кроме одной важной детали: Инфантьев по-прежнему считал, что проявил непростительную слабость и должен за неё как-то расплатиться. Настоятель понимал, что обычный «тихий» путь верующего Кириллу заказан, но, не желая терять новообращённого, рискнул препоручить юношу заботам одной могущественной «крестианской» организации, предоставлявшей неограниченные возможности для активного служения. Там тоже были умные люди: встретившись с кандидатом и подробно ознакомившись с его историей, они сделали правильные и полезные для себя выводы. Кириллу внушительно сказали, что, если он твёрдо убеждён в своей внутренней виновности, то эту вину можно и должно искупить…
Я не знала, отчего Инфантьев так упорно не хотел делать никакой карьеры и почему позволял использовать себя в качестве простой пешки, но чувствовала, что его верности избранному пути стоит только позавидовать.
— Ки-ир! — позвала я и, когда он повернулся с видом, более чем стоическим и пуританским, попросила: — Иди сюда… сядь. Нам нужно окончательно всё выяснить.
Он подчинился и произвел просимое действие, а вот Станиславу моё предложение не слишком-то понравилось: он уселся на самый краешек кресла, которое расположил так, чтобы из него очень удобно было выскочить и броситься наутёк. Куда вот только?
Серж, кажется, из принципа остался стоять, однако занял положение аккурат между Кириллом и мною. Не желая затягивать паузу и разыгрывать дешёвые спектакли с игрой на нервах, я сразу же сказала о главном:
— Мальчики, будем откровенны: мне известно, что с самого начала вам отдали распоряжение подготовить для меня «несчастный случай», в финале которого подразумевался смертельный исход. В дальнейшем планы вашего хозяина несколько изменились — судя по действиям «Малыша», в качестве заложницы я представляла большую ценность. Это — дело второе, а пока меня интересует дело первое: кто отдал вам приказ и по какому праву? Стас, дорогой, не дёргайся так, а не то свалишься на пол…
— Думаю, вы уже поняли, госпожа Эльза, что ответа на ваш вопрос не будет, — угрюмо сказал Инфантьев. — Я в свои проблемы никого не посвящаю и решаю их сам, а Стас… Станислав Ладвин настолько дорожит своей драгоценной будущностью, что не станет рисковать ей ни в малейшей степени.
— Да какое же у него может быть будущее без нас? — откровенно удивилась я. — Только мой отец может предоставить ему все условия для карьеры плюс в сложные моменты поддержку всего клана фон Хётцен! Что он выигрывает в случае отказа — дальнейшее прозябание на этой планете?
— О чём вы говорите, «Эль-Эль»? — Ладвин-младший неаккуратно вытер основательно вспотевший лоб. — Какое содействие мне окажет Командор, когда узнает, что я действовал против него? Будет нормально, если под хорошее настроение простит и не арестует!
— Последнего не случится, это могу гарантировать, — твёрдо сказала я. — Да, ты работал против нас; да, ты сконструировал и установил, где только можно, подслушивающие «жучки» — они были обезврежены мною в первую же ночь. Но ведь я тебе в определённой мере обязана жизнью, а «Эль-Эль» долгов не забывает! Кроме того, может быть, за тобою числятся и другие хорошие поступки? Атамана Тита вовремя привёл тоже ты!
— Вы угадали, — Стас смущённо потупился. — После того, как мы расстались с Иннокентием, я оставил в тех лесах некое устройство… И пока в нём не иссякнет энергия, никто из банды этого атамана не сможет связаться по обычной радиосвязи с… э-э… с одним человеком на Станции. Все частоты блокированы особыми наведёнными помехами.
— Так это же чудесно! — я вполне искренне захлопала в ладоши. — Этот самый «один человек» до сих пор остаётся в неведении!
— Если только к нему не послан специальный гонец, — заметил вдруг Серж.
Я ответила ему выразительным взглядом, предлагающим пока помолчать, но было поздно: Станиславом вновь овладел испуг. Господи, какому же монстру он подчинялся!
Мысленно перебрав имеющиеся в запасе «картинки», я решилась зайти с бубновой дамы. Правда, колода была наполовину краплёной, да и «дама»-то…
— Я не знаю, Стас, чего ты опасаешься, если останешься тут, в неприступной крепости рыцаря де Пери, — с напором заявила я и, помолчав, негромко добавила: — Ты хоть знаешь, что покрываешь убийцу своей матери?
Станислав поднял голову и с изумлением посмотрел на меня. Потом на Кирилла (лицо Инфантьева отразило напряжённую работу мысли), потом на Сержа, который глядел куда-то вдаль, словно ничего и не слышал. Затем сын начальника Станции очень неуверенно произнёс:
— Это был несчастный случай…
— Никак нет — тщательно спланированное преступление, — холодно возразила я и, поднявшись, стала плавно расхаживать вокруг стола, подробно излагая свою давно продуманную версию. К сожалению, мне так и не удалось догадаться, за что именно с Ниной Ладвиной расправились — пришлось опять заниматься сочинительством: