Однако Нобуна не была обычной.
То была Нобуна, превращающаяся в дьявола Сэнгоку.
Кацуиэ, не веря своим глазам, размышляла о стальных нервах Сару и о том, взаправду ли он невероятный парень или же заурядный дурак.
— Ты и правда противишься мне. Как бы то ни было, ты умрешь здесь, Сару. Если у тебя есть что сказать, говори сейчас.
— Хорошо, я выскажу свое мнение! Если ты превратишься в дьявола и убьешь Нобукацу, то продолжишь убивать, убивать и убивать всех близких вокруг тебя и проведешь оставшуюся жизнь как дьявол! И ты согласна с этим?
— Вот именно. Я сказала, что согласна с этим, так ведь? Все ради людей этой нации! Пока мои слуги не следуют беспрекословно приказам, мечта об объединении Японии невозможна. Так как они все дураки, не понимающие, что я говорю, они просто должны молчать и слушать, что я скажу! Я не нуждаюсь в младшем брате, который противится мне!
— Заткнись! Какое к черту «завоевание Японии», ты, глупая женщина!
— Ч-что?
Слуги зашевелились.
У Сару не осталось ни единой возможности выжить.
— Ты понимаешь?! Если я прощу Нобукацу, так как он мой родственник, это будет несправедливо по отношению к солдатам и людям, которые погибли на поле боя. Человек может быть самураем, фермером или горожанином — они все равны. Если я могу защитить жизни граждан Овари, убив его, тогда это будет выгодно всем. Разве я не права?
— Вот почему твой мозг столь хорош! Ни один не может угнаться за тобой! Кроме того, сердца людей — не просто логика!
— Что? Хочешь отложить ближайшую проблему?
— Ты ненавидишь своего брата столь сильно, что хочешь убить его? Это ведь не так, я прав? Все потому, что ты не хочешь вовлекать своего слабого младшего брата в этот безумный мир, который унаследовала от семьи, так ведь? Но даже так убить его своими руками — в конечном счете, ошибка.
— С-Сару! Ты отвергаешь меня только ради того, чтобы сказать подобное? Как низко!
— Возможно, это низко! Я не хочу, чтобы ты стала устрашающим человеком вроде дьявола! Я хочу, чтобы ты оставалась собой — той, кто счастливо крутил глобус руками.
Вместо того чтобы опустить меч, Нобуна свободной рукой влепила Ёсихару пощечину.
У того из носа пошла кровь.
— Заткнись, заткнись! Дурак, дурак, дурак! Хотя ты всего лишь обезьяна! Так что ты хочешь от меня?
— Забудь сейчас о завоевании Японии! Это проблема твоей семьи! Будет прекрасно, если станешь честной с собой! Чего ты действительно хочешь сделать с Нобукацу?
— …Разве не очевидно — я не хочу его убивать! Ведь нет ни одной девушки, желающей убить своего младшего брата! Не заставляй меня говорить все, дурак!
Щеки Нобуны прочертили дорожки прозрачных слез.
— Сестра! — не раздумывая припав к ногам Нобуны, крикнул Нобукацу.
— Тогда разве не будет нормально, если ты скажешь это?! Ты лорд Овари! Ты ведь здесь самая главная! Если бы ты честно сказала это, то все бы так и закончилось. Ты реально непривлекательная девушка.
— Ч-ч-что ты сказал?
Она заплакала перед слугами.
Не говоря уже о том, что ее обругала обезьяна.
Хотя Нобуна и решила действовать как дьявол перед слугами, она заволновалась и смутилась. А потому выкрикнула в грубоватой манере:
— Р-р-решено! Я прощаю Нобукацу!
Нобуна приблизилась к покорно лежащему Нобукацу.
— Х-хм-м… Кандзюро… Вместо меча я дам тебе уиро.
Слуга передал превосходно нарезанный уиро в руки Нобуне.
— Возьми его. Это твоя любимая еда.
— …Все нормально, сестра?
— Это символ мира.
— …Благодарю за еду…
Нобукацу взял уиро из рук Нобуны и положил себе в рот.
Прежде чем семья распалась из-за борьбы за престол, он почти каждый день ел уиро, который ему давала Нобуна.
В сравнении с высококлассным «Ёкан»47, в Нагое производили уиро — блюдо для масс. Меньше сахара и освежающее ощущение.
В юные годы Нобукацу чувствовал, что, когда Нобуна весело давала ему порцию уиро, говоря: «Вот, вот, Кандзюро, я дам тебе немного еды», — это вкуснее, чем какой-либо банкет.
Причина, по которой ему нравилось это блюдо, в первую очередь… в том, что старшая сестра давала его из своих рук как некую награду.
Но даже так он держал на службе при себе целеустремленных людей и льстецов и начал несерьезно относиться к сестре.
Он стал причиной, по которой она, более гордая, чем кто-либо другой, плакала перед слугами.
Жуя уиро, Нобукацу всем сердцем сожалел о том, каким был дураком.
— И как? Вкусно?
— …Оно соленое, как ментайко48, сестра.
— Глупый. Это вкус твоих слез.
— Нет. Это, наверное, вкус твоих слез.
— Хм-м. То, что течет из моих глаз, — вода.
Так и разрешилось дело об убийстве Нобукацу.
Сожмурившись, Нобуна встала.
— А теперь… Сару… Оскорбил меня перед слугами, как только мог, я убью тебя! Я определенно убью тебя!
Ёсихару выкрикнул:
— Хорошо, ударь меня, ударь!
— Я действительно убью тебя, сказал бы ты это или нет!
Он уклонился!
— …Нет, я передумал, прошу, остановись! Ты пойдешь по пути дьявола, если убьешь и меня… наверное… нет, не похоже, что мое убийство нанесет тебе много вреда…
— Не знаю, о чем ты говоришь! Не используй Сару-язык! Ты определенно бормочешь как обезьяна. Кроме того, я собираюсь убить тебя за непочтительность.
— Постой, прошу, постой!
Перед слугами развернулась гонка за жизнью Ёсихару.
Нобукацу, припав к полу, проливал кучу слез, произнося «Старшая сестра, прощу, прости твоего глупого младшего брата». Однако ему не хватало мужества спасти Ёсихару. Даже Кацуиэ была потрясена бесстрашием Ёсихару (или, как кто-то мог бы сказать, глупостью), что Нобуна недооценила, становясь дьяволом.
— Гоэмон, спаси меня! Постойте, может, ее здесь нет? У нее выходной? Разве у нее их не многовато?
— Да как ты посмел заставить меня плакать! Ты слишком наглый для обезьяны! Умри!
— Ну, ну. Принцесса, Сару-доно, прошу, будьте сдержаннее.
Той, кто обладала достаточным мужеством, чтобы обуздать непрекращающуюся погоню этих двух, была военачальница Нобуны, поднявшаяся по службе от простой слуги, Нива Нагахиде.
Из-за замен преобладало число молодых военачальников. Нагахиде, совсем недавно бывшая слугой, было только 20 лет. Нобуне она приходилась кем-то вроде старшей сестры.
Хотя вокруг нее витала атмосфера взрослого, но если спросите, по ощущениям это больше напоминало «старшую сестру-президента студсовета» — человека с дружелюбной улыбкой.
Обычно у Нагахиде мягкий характер, она редко вмешивается в дела Нобуны. Но если бы действо перед ней продолжилось, Ёсихару, возможно, действительно мог умереть от этих «игр». Поэтому она встала.
— Если Нобукацу клянется в верности принцессе, то это 80 очков. Разве не достаточно?
— Нет, Мантиё (прозвище Нагахиде). Если никто не будет наказан, слуги не поймут.
С каждым взмахом меча выражение лица Нобуны становилось все мрачнее.
Между прочим, их сражение зашло в тупик с того момента, как Ёсихару со всей серьезностью схватил опускающийся на его голову обнаженный меч.
— Этот человек низкого статуса, не говоря уже о том, что он ваша ручная обезьяна. Более того, закончить дела с Нобукацу-доно важнее.
Старшая сестра Нагахиде исцеляющей улыбкой сдержала ярость Нобуны.
Ёсихару растрогался от того, каким надежным человеком она была.
— Хм-м. Тогда, Мантиё, как ты планируешь разобраться с этим случаем?
— Посмотрим…
Впервые в жизни Нобукацу увидел, как эта грубая, язвительная и жестокая старшая сестра проливала слезы из-за него. Он был глубоко тронут. Он решил, что с этого момента он начнет все заново и будет служить ей. Приняв такое решение, Нобукацу преклонился к ее ногам, показав поведение, совершенно отличное от своего привычного нахального.
47
Национальное японское лакомство. Представляет собой густую желеобразную пастилу, основными компонентами которой являются паста из красных бобов, агар-агар и сахар.