Перед ней стоял космонавт. Защитное стекло на округлом черном шлеме приподнялось, и он вполне дружелюбно спросил: «Ну чего орешь, дуреха? Все уже окончилось.»
Еще один сунулся было в подсобку, но за неимением свободного места развернулся прямо в дверях. На его спине крупными буквами было написано «ОМОН».
«Давно тут сидишь?» – поинтересовался первый.
«Не знаю,» – проблеяла Настя.
«Когда толпа собиралась видела?»
Девушка закивала в ответ.
«Вот и чудненько. Может в свидетели сгодишься,» – подытожил мужик. – «Тут пока побудь.»
Вопреки разумному совету Настя все же вылезла из укрытия и поняла, что в подсобке пряталась не зря. Металлическая дверь, внушающая уважение уже одним своим массивным видом и тяжестью криво висела на одной петле, прислоненная к стене. Одноногие столики словно смело в угол словно ураганом. Под ногами хрустели осколки посуды. Девушка подошла к окну и раздвинула каким-то чудом уцелевшие жалюзи.
Наверное, приблизительно так выглядело Куликово поле наутро после битвы. Все свободное пространство было усеяно обрывками одежды, соскочившими в пылу драки головными уборами, обувью и прочим неопознаваемым, хорошо затоптанным барахлом. Поломанные кусты напоминали расчески со сломанными зубьями. Голым копьем торчал ствол обломанной рябинки прямо перед окнами. Чуть поодаль лежала на крыше перевернутая легковушка. Тут и там на асфальте темнели кровавые пятна, уже оккупированные пировавшими мухами. Настя вздрогнула и отвела глаза.
Машины с мигалками перегораживали улицу со всех сторон. Вереница автобусов и автозаков цепочкой тянулась в сторону центра. Разъезжались и машины скорой помощи. Из переулка, словно стая бродячих собак на помойку мясокомбината, прорывалась к месту происшествия пресса, без труда оттесняемая широкими спинами в бронежилетах.
Ксении Шиловской там давно не было. Предприимчивая девица три часа назад вихрем промчалась по квартирам одного из близлежащих домов, скоренько договорилась за три тысячи рублей с одинокой пенсионеркой с седьмого этажа и, с относительным комфортом устроившись на ее маленьком захламленном балконе аккурат между плетеными детскими санками и коробкой с пустыми банками, сняла все произошедшее. Пенсионерка тоже торчала на балконе, горюя, что продешевила. Удачно миновав оцепление, корреспондентка и оператор уже неслись на всех парах в студию.
Кондратюк в это время трясся в машине скорой помощи. Как раз на полдороге, на углу у Центрального городского рынка, он обмяк и потерял сознание.
«Ну уж нет, ты это брось. Удумал тоже, отключиться,» – рванулся к нему Николай Петрович. – «Нина, давление.»
Его напарник Слюсаренко, Виктор Федорович Козичкин и еще десяток бедолаг были уже где-то далеко, вне досягаемости от омоновцев, полиции, начальства и даже партии. А бренные останки их перемещались в черных мешках в морг.
Скандал назревал прямо-таки чудовищный. Двенадцать жертв на нелегальном митинге! Уму непостижимо! Губернатору, наверняка, конец. Партия такого прокола с рук не спустит. Да и другие головы полетят. А главное, чего хотели протестовавшие, так никто и не понял.
***
Район будто вымер. Несмотря на духоту летнего вечера захлопнулись форточки, задернулись шторы, в темных квартирах уютно затеплились свечки. На опустевших детских площадках ветерок лениво гонял ускользнувшие из урн обертки от мороженого и прочий мусор. Бродячие собаки, обладающие отменным нюхом на неприятности, сховались на задах гаражного кооператива прямо в лопухах. Черноглазые торговцы арбузами шустро прикрыли свои лавочки по всему городу и разбежались по щелям. У них нюх на неприятности был еще более острым, выработанный десятилетиями нелегального существования. Угрожающе темнели кусты. Даже птицы перестали верещать и куда-то попрятались. Летний ветерок, и так робкий и нерешительный, окончательно струхнул от обилия мигалок, толчеи и шума и бесследно растворился в воздухе. Только вездесущие подростки шныряли вокруг оцепления до ночи, пытаясь издали рассмотреть работу следователей и экспертов. Когда они закончили, за дело принялись дворники в ярко оранжевых жилетах. Потом по улице пустили поливалки. Лунная дорожка весело побежала по мокрому асфальту среди угрюмых темных коробок многоэтажек с обеих сторон.